Игорь Свинаренко - Тайна исповеди

После это желание угасло как-то. Наваждение прошло. И забавно, что в Чили, в 2000-м, полетев переводчиком на Аэрокосмический салон, я познакомился с Мигелем Красновым (!) из тех самых наших Красновых, повешенных на Лубянке, — бригадным генералом и ближайшим соратником Пиночета — и с сочувствием отнесся к его участию в войне против коммунистов, кубинских боевиков в основном, которых закинули в Чили заниматься международным терроризмом, как мы теперь наконец-то начали понимать.

Может, вот это не очень либеральное отношение к убийствам у меня оттого, что какие-то флюиды перешли ко мне от деда, он убивал и передал мне, невербально, да иногда и открытым текстом — свое отношение к этому делу.

Я поехал тогда во Внуково, чтоб вылететь на похороны. Но оказалось, что в Донецк самолеты не летают. Что так? Аэропорт закрыт. Еще не разбомблен, на той промежуточной стадии крушения жизни, а просто — закрыт. По простой причине: там не было керосина, чтоб отправлять самолеты обратно. Ах да, Союз нерушимый республик свободных развалился, кругом разруха… Я взял билет до — сдуру — Днепропетровска (вместо, допустим, большого русского Ростова, военного город у границы с Украиной, а раньше там была морозилка для хранения неопознанных солдат, убитых в Чечне, еще на первой войне). Из Днепра (так его называли местные задолго до переименования города), думал я, быстро домчусь до родных мест — да просто в момент.

В пути я читал письмо от деда, которое он послал мне когда-то и оно валялось в кипе бумаг, и вот я его случайно нашел пару дней назад, попалось на глаза, это был точно знак, намек, предсказание. Письмо такое:

«… Всю работу по хозяйству ведем удвох с бабушкой.

У нас в этом году очень много винограда, но еще не спелый. Много помидор и хорошие, но спеют выборочно.

Если будешь ехать в Макеевку, приезжай прямо к нам, это будет лучше.

У нас всё хорошо, погода хорошая.

Здоровье неважное, без костылей не могу, падаю. И бабушка то же самое. Так что всё хорошо. Никому не нужны. Думали, хоть внуки что-нибудь помогут. Но некому. То далеко, а то некогда. А если что скажешь, то ответ такой: мы тоже старые и больные, так что надеяться не на кого. Правнука, Олегова сына, мы не видели. Так мы живем. Никто нами не нуждается а пока все будьте счастливы здоровы пишите.

Жизнь наша течет по-старому, материально обеспечены, без какой-либо посторонней помощи. В некоторой степени помогает нам наш так называемый „садик“, в котором выращиваем: клубнику, смородину, помидоры и др. культуры. В этом году хороший урожай на все виды продукции, выйду посмотрю и думаю: кому это нужно и сколько нам двоим нужно. Много было абрикос, более 10 ведер, раздали знакомым и незнакомым. И яблок должно много будет и груш, персиков, орехов, винограда. Потомки отказываются от всего т. к. забогатели, а что касается помочь в работе — никто не хочет. Приходится всё делать самим, а это для нас тяжело. Но будем помаленьку трудиться и решать продовольственную программу

В день Шахтёра у нас были почти все наши живущие в Макеевке. Обед был хороший, с шампанским. Всё обошлось нормально и хорошо. Говорят что заняты работой и своим бытием. Всё как-будто хорошо, всё необходимое есть, но до некоторой степени угнетает одиночество. И ничего не сделаешь — закономерный финал. К дню победы мне увеличили пенсию, добавили 20 рублей, теперь 140».

Я это читал и перечитывал, душа скупую мужскую слезу. И утешал себя тем, что перед смертью такой expirience, даже, небось, и хорош. И еще не лишне накануне отвала в никуда — еще и ослепнуть, чтоб уж точно не сокрушаться по поводу разлуки, расставания с этим миром, эх.

На подлете к destination выяснилось, что Днепр не принимает — там какая-то страшная метель. Посадили нас в Кривом Роге. Пассажиры выбрались из самолета… Заходим в темное мрачное здание аэропорта… А там — пусто, мертво! Как будто объявили карантин. Мир живых там представлял один-единственный человек — сонный мент. И больше ни души. В самом деле, что там людям делать, раз самолеты не летают?

— Скажи, служивый, а как до города добраться?

— Никак. Автобусы не ходят. Ни керосина тут у нас, ни бензина… Меня сюда забрасывают, и дежурю вахтовым методом, неделя через неделю.

— А такси вызвать как?

— Никак! Телефоны тут отключены.

— А по рации?

— Что — рация? Тебе ж говорят, нету бензина в городе.

— Так вызови ментовскую машину! Решим вопрос финансово.

Но я зря уговаривал и размахивал деньгами — ментам бензина давали по 5 литров на машину, в сутки. Сюда еще ладно, можно дотянуть, а на обратный путь бы топлива не хватило.

В задумчивости оглядел я зал аэропорта, в котором нам, возможно, предстояло перезимовать… И вдруг увидел странного человека, весь вид которого говорил об одном: он в полном отчаянии, в шоке. Выглядел он до того инопланетно, иностранно, что аж смешно было. Комедия! Подхожу к чудаку… По-русски ни бум-бум, английский где-то на том же уровне. Оказался человек немцем. Что делало его горе еще более безутешным. Он заплакал от щастья, когда я начал с ним шпрехать на его мове. Пунктом назначения бедного немца был как раз этот забытый Богом Кривой Рог! Там его земляки строили дома для русских офицеров, изгнанных из Германии и выброшенных в голую степь родины. Я понял, что немец этот — золотой. Он тоже ко мне проникся: надеяться ему было больше не на кого. И я стал спасать его: по милицейской рации — через УВД — удалось таки вызвать подкрепление с немецкой базы в городе. За немцем быстро прислали машину, на которой и я, и я тоже умчался из проклятого аэропорта, из этого города Zero! С завистью смотрели на нас бывшие соседи по самолету… Они ненавидели нас в тот момент. Как дальше сложилась их жизнь, не знаю…

Так часто бывает — спасаешь кого-то, а заодно, или даже главным образом — себя. А спасти всех — не получается, ну разве только в голливудских фильмах.

И вот наконец я в городе. Какое это было на тот момент щастье — добраться до, кому он нужен, Кривого Рога! Париж так не обрадует, как это захолустье, когда в него попадаешь из мертвой снежной пустыни… Но это еще не всё, пока что спасен был только один человек — залетный немец. А мне из города Zero выбраться было сложнее! Я всё еще оставался в ловушке! Поскольку оказалось, что не только самолеты застряли в этом проклятом месте, — но и поезда с местного вокзала не отправлялись никуда! Как будто вернулась молодость дорогого мне покойника, к которому я мчался, чтоб проводить его в последний путь, вернулась со всей разрухой и мерзостью запустения времен Гражданской войны… (Никто не знал тогда, что это сигнал и знак, и предупреждение — о том, что скоро настанет новая разруха! Разруха 2.0. По крайней мере в тех краях, ну для начала — в тех.) Там, на холодном вокзале, в городке, из которого поди еще выберись во внешний мир, да к тому ж он еще и иностранным стал, я подумал, что Москва — не самая выигрышная точка для наблюдения за трагедией, то есть за развалом великой империи. Из столицы СССР не видны были живописные детали вот этой катастрофы.