Мо Янь - Сорок одна хлопушка

— Мать-перемать, кто только придумал такое!

— Ладно-ладно, не ворчи, — сказала мать, — Нужно привыкать, теперь случаев носить эту одежду будет всё больше, ты на Лао Ланя посмотри.

— Разве можно меня с ним сравнивать? Он председатель совета директоров, главный управляющий! — со странным выражением проговорил отец.

— Ты — директор комбината, — сказала мать.

— Какой я директор? — буркнул отец. — Помогаю людям зарабатывать на жизнь.

— Тебе нужно коренным образом изменить свои взгляды, — поучала мать. — В сегодняшнем обществе один год не похож на другой, если не будешь меняться, отстанешь от современной обстановки. Посмотри на Лао Ланя: он всегда баран-вожак, пару лет назад, когда единоличники были в почёте, призвал заниматься забоем скота, сам обогатился и всю деревню привёл к зажиточности. Когда за эти пару лет мясники-частники стали пользоваться дурной славой, он тут же основал мясоперерабатывающий комбинат и привлёк особое внимание города. Мы тоже, можно сказать, всё понимаем, действуем по обстоятельствам.

— Вообще я чувствую себя обезьяной с колпаком на голове, ряженым, — горько усмехнулся отец, — а в этом наряде тем более.

— Ну что ты за человек — так говорить о себе? — возмутилась мать. — Про меня тоже можно так сказать, что я учусь у Лао Ланя.

— Мне кажется, он тоже обезьяна в колпаке, — вздохнул отец.

— Ну, а кто не таков? — сказала мать. — И твой приятель Лао Хань пару месяцев назад разве не был заурядным поваром? А стоило ему надеть эту форму, разве он сразу не стал воображать?

— Пап, мама верно говорит, — вставил я, — как гласит поговорка: человека встречают по одёжке, а скакуна по сбруе. Стоило тебе одеться по-европейски, как сразу видно, что ты — предприниматель из крестьян.

— Нынче таких предпринимателей больше, чем блох у собаки, — хмыкнул отец. — Ты, Сяотун, и Цзяоцзяо, учитесь хорошенько, в будущем уедете отсюда и займётесь чем-нибудь серьёзным.

— Пап, как раз хотел тебе сообщить, что не хочу ходить в школу.

— Что ты сказал? — грозно вопросил отец. — Если не ходить в школу, что делать собираешься?

— Хочу на мясокомбинате работать.

— И где же найдётся дело для тебя? — с горькой усмешкой проговорил отец. — Пару лет назад ты не пошёл в школу из-за отца, теперь тебе надо дорожить этим. Если хочешь выйти в люди, а не быть как никудышное поколение твоего отца, нужно ходить в школу. Учение — верная дорога; кроме него все дорожки кривые.

— Пап, я никак не могу согласиться с тем, что ты говоришь, — уверенно возразил я. — Во-первых, по-моему, ты никакой не никудышный; во-вторых, я не считаю, что ходить в школу — единственная верная дорога; в-третьих, и это тоже очень важно, мне кажется, что в школе вообще ничему не научишься, учитель знает гораздо меньше меня.

— Ну нет, так не пойдёт, — сказал отец, — как бы то ни было, ты у меня в школе на несколько лет да задержишься.

— Пап, я к мясу питаю очень глубокие чувства: попав на мясокомбинат, я смогу помочь вам много чего сделать. Что бы вы ни говорили, я могу слышать, что говорит мясо. Для меня мясо — живое, у него множество маленьких ручек, и оно мне ими машет.

Отец взирал на меня с изумлением, широко раскрыв рот. Словно ярко-красный галстук завязали слишком туго. Через какое-то время они с матерью обменялись взглядами. Мне была ясна причина их изумления, они думали, что у меня что-то не так с головой. Ещё я подумал, могут ли они понять мои чувства: мать точно не может, а вот отец? Ведь он изначально обладал богатым воображением, но действительность подтверждает, что сила его воображения ослабла.

Мать подошла ко мне и пощупала голову. Я понимал, что стоит за этим движением: первое — показать, как она обо мне заботится, и второе — ей хотелось проверить, не пылает ли моя голова жаром, это объяснило бы, что только что сказанное мной — бред. Но я-то знал, что никакого жара у меня нет, что я в здравом рассудке, в нормальном состоянии и ничем не болен. Мать сказала:

— Сяотун, не надо болтать глупости, учись хорошенько, мама раньше слишком ценила деньги, из-за этого ты пошёл в школу с опозданием, теперь я многое поняла и знаю, что в этом мире есть вещи гораздо важнее, чем деньги. Так что тебе нужно послушаться нас и ходить в школу. Если не послушаешься нас, то Лао Ланя, наверное, послушаешься? Давайте учитесь вместе с Цзяоцзяо, ведь это он объяснил нам, как важна учёба.

— Я тоже не хочу ходить в школу, — заявила сестрёнка. — Я тоже могу слышать, как говорит мясо, тоже вижу на нём много маленьких ручек. Мясо не только может говорить, оно ещё петь умеет. У него не только маленькие ручки, но и много маленьких ножек, эти маленькие ручки и ножки двигаются, двигаются, как лапки у котёнка…

Говоря, она поднимала вверх ручонки и изображала, как, по её представлению, двигаются эти маленькие ручки и ножки мяса.

Я с глубоким уважением отнёсся к силе воображения сестрёнки, ведь ей всего четыре годика, и мы рождены не от одной матери, нас связывает удивительное родство душ: хоть я не рассказывал ей о том, что мясо может говорить и что у него вырастают лапки, она сразу ухватила то, что я имею в виду, и оказала мне значительную поддержку.

Очевидно, родители были страшно напуганы тем, что сказали я и сестрёнка. Они довольно долго смотрели на нас обалделыми взглядами и, если бы не телефонный звонок, продолжали бы взирать на нас так и дальше. Да, тут необходимо кое-что объяснить: у нас в доме установили телефон, и хоть это был телефон для внутреннего пользования и разговоры контролировались на небольшом коммутаторе в офисе, всё же это был телефон. Он связывал наш дом, дом Лао Ланя, а также нескольких ответственных работников. Мать сняла трубку, и я понял, что звонит Лао Лань. Положив трубку, мать сказала отцу:

— Лао Лань торопит, выходите, говорит, скоро должен прибыть человек из провинциального [63] Провинция — самая крупная единица административного деления КНР. комитета партии вместе с репортёрами провинциального телевидения и провинциальной газеты, предлагает нам проследить, чтобы всё было в порядке, он сейчас прибудет.

Вцепившись в узел галстука, отец повертел его, снова поворочал во все стороны шеей и хрипло произнёс:

— Сяотун и Цзяоцзяо, о вас мы ещё поговорим вечером, когда вернёмся, но, во всяком случае, вы должны ходить в школу, а ты, Сяотун, должен подавать сестрёнке пример.

— Во всяком случае, — сказал я, — сегодня пойти в школу мы не можем. Сегодня столько всего интересного, такой праздничный день, и если мы пойдём в школу, то будем последними дураками.

— Вы должны постоять за себя! — бросила мать, поправляя волосы перед зеркалом.

— Постоять за себя мы, конечно, можем, но в школу идти — вещь невозможная, — сказал я.