Виктор Пелевин - Transhumanism Inc.

Он присел на край стола, взял серебряный кувшин и налил вина в две большие стеклянные рюмки.

— Угощайтесь. Это не такой изыск, как шербеты шейха Ахмада, но очень недурное вино. Такое пили в восемнадцатом веке. Не все, конечно. Его пила Мария Антуанетта. Незадолго до того, как ей отрубили голову.

Кукуратор отхлебнул из бокала.

— М-м-м, да. Дивный вкус. Что, сохранились образцы вина?

— Нет.

— А как же тогда…

— Сохранилась кровь Марии Антуанетты, — сказал Розенкранц. — Через нее мы можем получить доступ к ее памяти, а через ее память — воспроизвести вкус, цвет и все особенности букета. Вино было точно таким же, поверьте…

— Зачем вам этот средневековый маскарад?

— Это не маскарад, — ответил Розенкранц. — Такова наша стандартная процедура. У вас же есть дизайн-бюро? Вот и у нас тоже. И потом, если вы человек русской культуры, вы должны понимать такие аллюзии.

— То есть? — удивился кукуратор.

— Вы слышали про писателя Булгакова?

— Возможно, слышал — но забыл. Я много чего забыл.

— Булгаков жил в Советской России, — сказал Розенкранц. — Очень давно, при красном тиране Сталине, которого вы часто цитируете в своих речах. Булгаков был русский православный человек, повидавший войны, революции, освобожденный народ-богоносец и его так называемых освободителей. Под конец жизни он создал великий роман, захвативший многие тысячи душ. В этом романе героев спасает не бог, а дьявол. Хоть какой-то выход, понимаете? Булгаковский дьявол-спаситель гастролировал в Москве в антураже средневекового синьора, с соответствующей свитой. Это немного похоже на принятую у нас эстетику Эльсинора.

— Вы, значит, дьявол-спаситель?

— Ничего не гарантирую, — ответил Розенкранц. — Ваше спасение зависит только от вас.

— А от чего я спасаюсь? Не от вас ли?

Розенкранц улыбнулся.

— От меня спастись невозможно, мой друг. Вы спасаетесь от своего любопытства. Оно завело вас слишком далеко. Теперь вы либо удовлетворите его до конца, либо…

— Либо что?

— Либо не удовлетворите, — сказал Розенкранц и засмеялся.

— Вы меня убьете?

— Нет. Мы выполняем условия контракта. С вашим бессмертием ничего не произойдет. Но оно может принять немного другие формы.

— Вы можете показаться мне в своем изначальном виде?

— Ох, — ответил Розенкранц, — вы ставите меня в неловкое положение. Разве мой Розенкранц вам не нравится?

— Так выглядел живший давным-давно актер Гэри Олдмен, — сказал кукуратор. — Я в курсе. А как выглядели вы сами?

— Для кого? Все виды в глазах смотрящего.

— Хорошо. Как выглядят те, кого Ахмад называет хозяевами мира? Я имею в виду, друг для друга?

Розенкранц опустил голову.

По комнате прошло как бы дуновение холодного гнева, и кукуратор пожалел, что задал этот вопрос.

На том месте, где миг назад сидел напоминающий средневекового повесу молодой мужчина, возникло нечто жуткое.

Существо это было похоже на франкенштейна, сшитого из ночных кошмаров. На ужас, которого до сих пор страшится в своих рептильных глубинах человеческий мозг.

Это был черт. Вернее, прообраз того, что средневековые иконописцы изображали в виде забавного черного человечка с рогами и перепончатыми крыльями. Но в этом существе не было ничего смешного.

Его надменная морда, покрытая блестящим темным мехом, напоминала нечто среднее между человеком, кабаном и бульдогом. Черный свиной пятак. Маленькие острые глазки. Длинный рог, загибающийся за голову.

Черт кутался в потертые перепончатые крылья, словно в плащ, и детали его тела были неразличимы. Но самым невыносимым был не его вид — а изумившая кукуратора волна равнодушной силы, готовой превратить его в чистую боль — и эту боль выпить… Сила эта давила на сердце, но кукуратор собрался с духом и мысленно поглядел прямо в ее источник. Его глаза закрылись, и он еле удержался на стуле.

Он увидел.

Чтобы прийти в себя, кукуратору пришлось несколько раз глубоко вздохнуть.

— Довольно, — сказал он, отводя глаза от рогатого монстра, — довольно…

По комнате прошла рябь, и перед кукуратором снова возник Розенкранц.

— Ну и как вам истина?

Кукуратор молчал.

— Я ведь знаю, о чем вы грезите, — сказал Розенкранц. — О сверхчеловеческом. О недоступном. Но разве вы готовы? Скажите, что вы сейчас ощутили? Страх?

— Я заглянул в источник, — сказал кукуратор. — Я увидел силу. Самую могучую силу во Вселенной. Такую силу, какой не видел никогда прежде.

— И? — спросил Розенкранц.

— Я хочу стать ее частью. Как вы. Как Гольденштерн.

Розенкранц засмеялся и налил в рюмки еще вина.

— Вы хотите стать частью этой силы, потому что вам нравится быть сильным. Но вы не понимаете до конца, на чем эта сила основана.

— Объясните, — сказал кукуратор. — Мы же не для того начали разговор, чтобы остановиться на самом интересном месте.

— Это не наша сила. Ее даете нам вы, люди. Вернее, мы получаем ее из вас. Экстрагируем. Поэтому нас и называют вампирами.

Кукуратор сделал серьезное лицо.

— Я догадывался о чем-то похожем. Я понимаю…

— Вы понимаете? Неужели?

— Извините, — сказал кукуратор. — Я в том смысле, что не осуждаю.

— Спасибо, — ухмыльнулся Розенкранц. — Не представляете, как отрадно это слышать, потому что сам я этот порядок осуждаю. И еще как.

— Вы меня совсем запутали.

— Буду краток, — сказал Розенкранц, — поскольку повторял этот рассказ самым разным Гольденштернам много раз, и он страшно мне надоел. Мы древняя раса, научившая людей речи и подарившая им вторую сигнальную систему. Мы действительно вампиры, но сострадательные и гуманные. Мы вывели вас, как вы — дойную корову, чтобы пить ее молоко. Вы — наш скот.

— Вы правда пьете кровь?

— Нет, конечно. Мы питаемся тонкими вибрациями, которые производит человеческий мозг при столкновении различных гештальтов, химер и прочих второсигнальных объектов. Мы с младенчества программируем вас для этой цели через различные индоктринации и всасываем энергию, которую люди излучают, пытаясь удобно устроиться в бытии и перехитрить всех остальных. Если совсем коротко, мы пьем смысл вашей жизни. Именно поэтому вы никак не можете его найти.

— А как вы этим смыслом питаетесь?

— Долгий разговор, — ответил Розенкранц, — и детали здесь неважны. К тому же это описано в книгах. Важно то, что мы, как и люди, стремимся вести хозяйство эффективно. Мы поднимаем надои. Еще в карбоновую эру мы трансформировали человеческую культуру так, чтобы получать максимальную отдачу с каждого человека, используя даже сон. Мы думали, что дошли до предела возможного. Но началось быстрое таяние льдов, изменение климата и так далее.

Кукуратор сделал серьезное лицо.