Виктор Пелевин - Transhumanism Inc.

— Почему?

— Ну, во‐первых, он чем-то похож по форме. Во-вторых, что важнее, это и есть создатель второй сигнальной системы. Того самого языка, на котором творит ваш великий Шарабан-Мухлюев. Без второй сигнальной системы не будет никакого баблоса. В-третьих… В общем, как с мистерией Гольденштерна. Больше смыслов, чем поместится в вашей голове.

— Язык бессмертен?

— И да и нет. Он жив до тех пор, пока жив содержащий его человеческий мозг. Раньше мозг умирал вместе с телом — и в этом была проблема. Миграция языка из мозга в мозг была рискованным обременительным делом и сопровождалась смертью прежнего носителя. Но сейчас… Древнему змею больше не нужно менять дом.

— Значит, стать одним из вас уже нельзя?

— Почему же, — ответил Розенкранц. — Миграция перестала быть необходимостью. Но она остается возможностью. Вы добрались до этой комнаты и заявили о своем желании влиться в наши ряды. Это осуществимо. Язык вполне может в вас войти, покинув прежний мозг.

— И кто согласится на такое? Кто перестанет быть богом?

— Я, — ответил Розенкранц. — Я жду того, кто займет мое место, отпустив меня на свободу… Именно поэтому я и подметаю пол в тревожном боксе. Я жду, когда на очередной банке замигает лампочка. Вдруг повезет…

— А что случится с вами? С вашим мозгом?

— Не занимайте себя этим вопросом, — сказал Розенкранц. — Я весьма древнее существо, провел много времени в загробных скитаниях и давно нашел для себя долину покоя и последний приют…

Кукуратор вежливо улыбнулся, как делал всегда, когда слышал непонятную чепуху.

— Увы, судьба не отпускает меня, — продолжал Розенкранц. — Найти преемника непросто. Понимаете ли вы, каково мне столько лет глядеть на эти мигающие белые лампочки — и ошибаться опять и опять?

Кукуратор пожал плечами.

— Вы вот даже нарядились практически Розенкранцем, — продолжал Розенкранц ворчливо. — Немного с вашей стороны самоуверенно, вы не находите?

Кукуратор улыбнулся еще вежливей, чем в прошлый раз. Те, кто знали его, испугались бы этой улыбки.

— Наступает важнейшая минута вашей жизни, — сказал Розенкранц. — Но вы думаете не о том. Банки, Гольденштерны, баблос — это просто. Сложно другое. Вы хоть понимаете, какие моральные проблемы встают перед окончательными бенефициарами существующего миропорядка?

— Мне надоело понимать, — ответил кукуратор. — Я хочу стать. Таким как вы. Одним из вас.

— Но хоть в этом вы уверены?

— Уверен. Абсолютно уверен.

— А как же ваш рай? Ваш уютный садик? Ваша рыжая девочка?

— Мой рай — это шалаш по сравнению с тем, что вы мне показали. Канава с нечистотами.

— А три божественных телефона?

— Я полагал, что сила там. Но я не знал. Я же говорю, теперь я видел. Я правда заглянул за край. Я готов.

— В таком случае, — сказал Розенкранц, — бесчеловечно заставлять вас ждать. Если вы хотите стать моим сменщиком, вам следует пройти испытание.

— В чем оно?

— Вы должны победить меня в поединке и найти вход в наш мир. Догадаться, где он. Шагнуть в нужную сторону.

— Как именно? Я что, войду в лабиринт?

— Примерно, — сказал Розенкранц. — В определенный момент вам нужно будет сделать правильный выбор. Если вы сделаете его верно, вы победите. Гольденштерн станет Розенкранцем.

— Можно подробности?

Розенкранц отрицательно покачал головой.

— Вы уже знаете все необходимое. Все было вам открыто.

— Когда?

— Совсем недавно.

— Это как-то связано с… э-э… мистерией Гольденштерна?

— И да и нет.

— Вы говорите загадками, — сказал кукуратор.

— Именно, — ответил Розенкранц. — Загадками, сказами, баснями и легендами. У нас, вампиров, это национальное…

Он залез на стол и снял с люстры ножны с рапирой.

— Вы хотите драться прямо сейчас? — спросил кукуратор.

— Ну да, — ответил Розенкранц. — Когда же еще? Давайте только допьем это замечательное вино, и убивайте меня к чертовой матери.

Спустившись на пол, он свободной рукой налил обе рюмки до краев и протянул одну кукуратору. Кукуратор положил на эфес правую ладонь и взял рюмку левой.

— Боитесь внезапного нападения? — засмеялся Розенкранц. — Не бойтесь. Я уже говорил вам, что я на вашей стороне.

— Если я проиграю, я умру?

— Нет, — сказал Розенкранц. — Но вы зашли слишком далеко, чтобы вернуться туда, откуда пришли.

— Я понимаю. Но я же не частное лицо. Я управляю Добрым Государством. Отвечаю за жизнь и безопасность многих людей. Кто меня заменит?

— Может быть, Шкуро… Нет, лучше Судоплатонов. Точно, Судоплатонов.

— Но…

— Не волнуйтесь, смуты не будет. На время переходного периода ваши государственные функции возьмет на себя искусственный интеллект. Ваши проявления, бро, довольно несложны — мы смоделировали их на пятнадцати мегатюрингах. Достаточно переключить пару разъемов, и никто ничего не заметит. Даже ваша рыжая девочка.

— Ахмада вы тоже смоделировали?

Розенкранц кивнул.

— На Ахмада понадобилось почти двадцать. Но он пока настоящий, потому что больше не скребется в нашу дверь. А ваш трамвай уже подан к перрону.

— Я не очень помню карбоновые метафоры, — сказал кукуратор.

— Надеюсь, — ответил Розенкранц, — что вы отрежете мне голову.

Кукуратора посетила нехорошая догадка.

— Говорите, достаточно переключить пару разъемов? — спросил он. — А может быть, вы уже их переключили?

— Может быть, — улыбнулся Розенкранц. — Все может быть. Но мое предложение в силе. Не думайте о плохом. Вы действительно в состоянии стать одним из нас — я не лгу. Мимо входа в наш мир ежедневно проходят очень многие. Но они этого не понимают. А вас буквально ткнули мордой в дверь. Вы слышали все необходимое. Ваше подсознание все помнит. Настройтесь на победу. Одержите ее. И отпустите меня на волю…

Розенкранц поставил бокал на стол, вынул рапиру из ножен и отсалютовал кукуратору.

— Я готов.

Кукуратор допил вино и обнажил свое оружие. «Неужели действительно будем фехтовать, — подумал он. — Он же знает, что я это люблю и умею. Должен знать…»

Клинки соприкоснулись, и звон стали привел кукуратора в чувство. Он сразу стал спокоен и собран. Розенкранц сделал несколько осторожных выпадов — он фехтовал прилично, но кукуратор отразил его атаки без труда. Розенкранц начал действовать наглее — и его клинок полоснул кукуратора по руке выше локтя.

Розенкранц совсем не думал о защите. Когда он снова пошел в атаку, второй выпад оказался слишком открытым. Кукуратор отбил рапиру и нежно кольнул врага в сердце.

Розенкранц выронил оружие. На его груди проступило красное колечко, похожее на след чмокнувших его губ. Он зашатался, побледнел, но удержался на ногах. Доковыляв до стола, он налил себе еще вина из кувшина, с трагическим пафосом выпил — и повалился на пол.