Ференц Загони - На распутье

«Как в санатории для нервнобольных», — мелькает у меня мысль.

— Меня вызвал товарищ управляющий, — отвечаю я. Солнечные лучи, отраженные от стекла на столе, рассыпаются по бледно-зеленой стене комнаты.

— Присядьте, пожалуйста, — указывает она на кресло. — Товарищ управляющий просил извинить его, он приедет через несколько минут. Специально звонил по этому поводу.

Лестно, думаю я и, плюхнувшись в кресло, любуюсь, как солнечные блики скользят по лепесткам цветов.

В обеденный перерыв Борош сказал, что меня вызывает управляющий. Зачем? Он и сам не знает, ему передал прораб, а тому — начальник стройки… Явиться к часу дня. Пообедав, я помылся, переоделся.

— Хотите кофе? — предлагает секретарша.

— Спасибо, не хочу.

Однако же приветливо встречают здесь подсобного рабочего.

— Вы что, не любите кофе? Или у вас повышенное давление?

— Нет, нормальное, впрочем, в последнее время мне не до него.

Женщина вздыхает. Достает кофеварку, наливает в нее воду и включает.

— Я все-таки сварю. Может быть, запах кофе раздразнит вас.

— Большое спасибо.

— Вы, кажется, инженер? — Она снова усаживается на свое место, надевает очки, щурится, глядя в мою сторону, затем снимает очки и продолжает смотреть на меня. Глаза у нее красивые, ясные, голубые, в уголках почти нет морщин.

— Откуда вы знаете? — спрашиваю я упавшим голосом. Ее очарование вмиг улетучивается, кажется, что солнечный свет и цветы тоже утрачивают свою яркость, только щебетание птиц в саду остается чистым и ясным.

— Товарищ управляющий сказал. Поэтому и вызвал вас. Разве вы не знали?

— Теперь знаю. Спасибо.

Кофе готов, я охотнее выплеснул бы его и только из приличия беру чашку. Рука моя на мгновение останавливается. «Надо бы встать и уйти». Затем все же подношу чашку ко рту. Но мозг продолжает сверлить та же мысль: «Зачем я жду этого человека? Брошу все к черту — стройку, общежитие, все…»

Сижу и смотрю на секретаршу. Она опять вяжет, время от времени поднимает глаза. Теперь она уже не кажется мне такой красивой и моложавой. Взгляд у нее, скорее, хитроватый, цветы — мишура, в комнате слишком много солнечного света, чистого воздуха.

Секретарша расспрашивает меня о семье, о доме, о работе. Поначалу я что-то хмыкаю в ответ, а потом совсем умолкаю, начинаю перелистывать проспекты, цветные фотографии сказочно прекрасных строек, словно снимали их где-нибудь в раю, ярко-красный кирпич, синие комбинезоны на рабочих, темно-коричневые леса, желтые улицы…

Приходит управляющий, полнеющий, начинающий лысеть мужчина среднего роста, лет пятидесяти. Громко здоровается, размашистым движением открывает передо мной дверь, приглашает в кабинет, усаживает, достает коньяк, садится против меня на стул, наливает, чокается о мою рюмку. Я пью, все еще не произнеся ни слова, он прищелкивает языком, улыбается.

— Ну-с, приступим к делу. — Он произносит эти слова, как картежник, делающий первый ход с козырного туза. — Мне стало известно, что вы, товарищ Мате, инженер, более того, занимали пост директора завода. Я пригласил вас затем, чтобы сделать вам выгодное предложение. Разумеется, вам сначала придется ответить на несколько вопросов, но от этого, как мне кажется, суть дела не изменится. — Он умолкает, кивает головой, ждет. Я тоже молчу. — Да? — спрашивает.

— Что да? — удивляюсь я.

— Вы инженер?

— Да.

— Инженер-механик?

— Совершенно верно.

— Были директором?

— Был или до сих пор являюсь им, еще нельзя сказать с полной уверенностью.

— Как это понимать?

— У меня что-то желания нет объяснять сейчас.

Глаза у него серые, холодные, взгляд спокойный. Он наливает, чокается, пьет, затем подает и мне. Я выпиваю. А чего отказываться!

— Вы вольны отвечать так, как считаете нужным, — соглашается он, низко опуская голову. — Это несомненно. Но и мне нужно кое-что выяснить. Это тоже вполне правомерно. Иначе я не буду знать, правильно ли поступаю, намереваясь осуществить то, что задумал. — Он опять утвердительно кивает, но на сей раз скорее самому себе. — Кофе вы уже пили?

Я тоже киваю.

— Словом, оставим предыдущий вопрос открытым и пойдем дальше. Почему вы ушли с работы?

Он так отталкивающе холоден, высокомерен и чужд мне, что у меня нет никакого желания отвечать и на этот вопрос. Я молчу. Он смотрит так, будто ему все понятно, и поспешно задает следующий вопрос:

— Хотите остаться у нас? Сейчас мы подходим к самому главному, слушайте: я предлагаю вам пост инженера-механика.

Его предложение действительно застает меня врасплох, но, быстро овладев собой, я отвечаю отрицательно.

— Нет, спасибо.

Он вскидывает руку, машет ею, дескать, не поступайте опрометчиво.

— Не торопитесь с ответом. Повремените, я знаю, это не так просто решить. То, что вы сейчас подсобный рабочий у нас, а по образованию инженер, более того, были директором завода, само по себе очень сложное дело. Вы, несомненно, получили какую-то травму, и подобное предложение неизбежно причиняет боль, ибо рана еще не зарубцевалась. Поэтому мне хотелось бы сначала обработать края раны, присыпать хлороцидом, а затем уже проникнуть глубже. Но что поделаешь, вы упрямый человек, товарищ Мате. Кстати, я не отношу это к числу недостатков. Ну-с, теперь спрашивайте вы. О чем хотите. Вас, должно быть, интересует круг обязанностей, жалованье, премии… Поверьте, я отвечу со всей искренностью, без прикрас.

Я молчу. Все кажется мне странным, нереальным. Он настолько стремительно атаковал меня, что вызвал внутренний протест, и мой отпор выглядит вполне естественным. Подумав это, я тут же усомнился. А вдруг он прав?

Управляющий снова кивает, как бы оправдывая мое молчание, и говорит:

— У нас уже довольно много машин, осенью получим еще больше, так что без инженера-механика не обойтись. Вы здесь, под руками. Поэтому я и обращаюсь прежде всего к вам. Вы и в строительном деле не новичок, не спутаете кирпич со щебенкой. Словом, подумайте, я ничего не имею против, если на это уйдет одна-две недели, впрочем… — Он гладит подбородок. — Впрочем, это неприемлемо, — возражает он самому себе. — Мне сейчас нужно знать, можно ли рассчитывать на вас. Подайте хоть надежду, обо всем остальном мы сможем договориться… Надеюсь, вы понимаете, что у нас не какое-нибудь благотворительное учреждение и задумал все это я не ради того, чтобы помочь вам. Но если наши интересы обоюдны… — Он размашисто жестикулирует, задерживает руку у самого моего носа. — Поймите, вы тоже заинтересованы в этом. И даже в большей степени, уверяю вас, чем я, вернее, представляемая мной организация. Вот почему вы должны подойти к этому делу с открытой душой.

Я продолжаю молчать. Заинтересован? Откуда ему знать, в чем я заинтересован? Это, скорее, фарс. Он наливает, движения у него резкие, коньяк проливается на полированный стол. Он быстро размазывает его, вытирает пальцы о брюки. Пьет. Я отказываюсь. Он прищелкивает языком, смотрит на меня, как на подследственного, которого только что втолкнули к нему на допрос.