Валерий Привалихин - Восхождение: Проза

— Я думаю, что завтра нам стоит ждать подвоха от Мирзы, — сказал комбат. — Просто так он землю не отдаст. Знать бы, где он сейчас.

А Мирза сидел на ступеньках крыльца своего дома и смотрел на лагерь. Несколько минут назад посыльные ушли во все кишлаки уезда собирать отряд, и главарю пока ничего не оставалось делать, как смотреть на лениво колышущиеся флаги ДРА и СССР и успокаивать себя четками. Он надеялся на завтрашний день. Рассвет покажет, чья будет воля на этой земле.

Утро у афганцев раннее. Лишь тронет солнце островерхие отроги Гиндукуша, дехканин уже на своем клочке земли: успеть бы завершить дела до жары. Прямо в поле отобьет он намаз в сторону восхода солнца, а затем, не разгибаясь, будет вскапывать, пропалывать белую землю, менять запруды на арыках. Умный человек придумал поля ступеньками: одного арыка на весь кишлак хватает, ни одна капля не пропадает даром, ступенька ступеньку поит. Эх, если бы еще участочек побольше да за воду Мирзе не платить! Поставил он свой дом выше всех, когда гневается — направляет воду в пустыню, в песок. Урожай без воды на глазах гибнет. Мало иметь в Афганистане землю, к ней надо еще и воду. На коленях поползешь хоть в ад, хоть в рай, лишь бы каплю водицы в поле.

Вчера лейтенант Зухур и шурави Василий сказали, что земля отныне не принадлежит Мирзе-хану, отдают ее дехканам. Ночь дали думать. Но что придумать, если она коротка, как ноготь младенца! А жизнь длиннее, деды и прадеды жили под родом Мирзы, за что же аллах выделил именно им такое время, чтобы решать и думать?

Если бы знать, что власть новая надолго, что защитит, когда придет ночью Мирза со своими головорезами и будет вздергивать на дыбу. Все, кто пытался слушать речи о новой власти, кто плакаты революционные разглядывал, познали дыбу Мирзы. Говорят, она у него разборная, из бамбуковых палок. Аллаха не успеешь помянуть, а дыба уже собрана, посреди веревка свисает. Скрутят сзади руки и за них начинают поднимать вверх. О-о, если бы Мирза сам знал, какая боль от вывернутых рук, он бы содрогнулся и выбросил бамбук в пропасть. И попробуй не забыть на этой пытке все, что видел или слышал о новых порядках. Подвесят к ногам камень — и тогда самые стойкие согласятся подтвердить то, чего и быть не может на этой грешной земле.

Страшна дыба в руках Мирзы. Тяжела и непонятна сейчас жизнь для дехканина. Бьет он мотыгой камни на своем участке и думает: начнет опять Зухур пистолетом в бок толкать, поневоле бумагу о земле подпишешь. Да ведь за днем опять ночь наступит, а ночью уже Мирза в уезде хозяин. Хорошо Зухуру твердить о революции — он с темнотой уходит за свой земляной вал, и то, говорят, на каждый огонек в их лагере летят с гор пули. А куда дехканину податься? Где просить защиты для себя и детей своих? У новой власти? Она далеко, в Кабуле, а Мирза рядом, каждую ночь под окнами и дувалами кто-то ходит. Сошелся свет для дехкан на семье Мирзы: отец старые порядки держит, сын новую власть признавать заставляет. Если отец с сыном, родная кровь, разобраться не могут, где уж понять революцию простому человеку! Нет, лучше пока отказаться от этой земли. Шурави Василий мудрее Зухура, он почитает старость и, даст аллах, подскажет новой власти, что не стоит торопить ишака, если мост на пути разрушен.

До второго намаза трудится в поле дехканин. Потом, утерев рукой пот под чалмой, спешит домой. Вот и еще один рассвет наступил над землей. А где он, рассвет новой жизни, о которой твердит власть Зухура?..

— Товарищ капитан, как-то странно люди с поля возвращаются, — доложил Цветову лейтенант Гребенников, когда комбат обходил его взводный участок боевого охранения. — А только вот что странного, никак еще уловить не могу.

Комбат лег рядом с командиром разведвзвода, приданного на время батальону, отрезал кругами бинокля все лишнее от идущих с поля дехкан.

— Смотри внимательнее, Гребенников, — тихо, стараясь не сбить лейтенанта с мысли, проговорил комбат. Афганцы не меняют своих привычек, и, если пошли на это, значит, надо верить в серьезность происходящего. — Вспомни, когда впервые встревожился: место, время, детали…

— Сейчас, товарищ капитан, сейчас, — так же тихо ответил лейтенант, тоже не отрываясь от бинокля. — Крутится, черт, перед глазами, а за хвост не ухватить… Вроде идут не так… Точно! Понял! Смотрите, товарищ капитан, вон те два старика у пересохшего арыка. Видите? И на поле и с поля они шли не по тропинке, как всегда, а по камням, прямо по центру высохшей речки. Видите, прыгают?

— Молодец, Гребенников. Твое мнение?

— Боятся люди. Скорее всего, дороги заминированы.

«Вот он, первый подвох Мирзы: хотят, чтобы мы сегодня не дошли до кишлака, — думал Цветов. — Значит, ночь душманы посвятили минированию дорог и троп в надежде, что взлетит на воздух машина с медикаментами, что мы остановимся или, как еще мечтают все главари, сорвем злость на мирных жителях».

— Посмотри внимательно и за другими дехканами, — дал указание комбат, оставляя Гребенникова.

— Шакалы, койоты! — вскочил из-за обеденного стола Зухур, когда Цветов рассказал о наблюдениях разведчика. — Чего они добиваются? Ведь мы не уйдем и землю все равно раздадим. Я сам встану за плуг, весь отряд поставлю работать на ней, но земля будет народной и даст урожай. Чаю хочешь? Атикулла, чай.

— Зухур, тебе надо быть осторожней, — запивая кусочки тутового сахара чаем, словно между прочим заметил Цветов. Подождав, пока выйдет Атикулла, денщик Зухура, пояснил: — Сегодня ночью из вашего лагеря давали сигналы фонариком в сторону гор.

Зухур пошевелил плечами, словно пытаясь освободиться от ремней. Цветов знал: сейчас он будет клясться и убеждать, что в отряде нет предателей, потому что каждого бойца он проверял сам. Но и на сообщение разведчиков ведь не закроешь глаза.

— И все-таки мы пойдем сегодня в кишлак! — решительно сказал Зухур.

Саперы, приданные из полка, работали щупами — тонкая стальная игла в опытных руках сразу обнаруживала, где тронули землю. В последнее время и Цветову, и Зухуру пришли из штабов инструкции по тактике действий мятежников по установке мин, и работать стало легче. Теперь искали не только мины, но и способы их обозначения: якобы случайно просыпанную пшеницу с края дороги, сломанную ветку, стопку камешков — у каждой банды свой метод. Многие жизни спас и Дик — собака-сапер, улавливающая запах тротила. За два-три часа изнурительнейшей для него работы Дик вынюхивал до десятка пластмассовых итальянских мин, у которых металла всего-то один наконечник взрывателя.

Дик и сейчас обнюхивал побережье арыка, по которому шли в кишлак Зухур, Цветов, батальонный врач лейтенант Владимир Мартьянов и охрана. Мины пока не попадались, это и радовало, и настораживало Цветова.