Валерий Привалихин - Восхождение: Проза

Девятого мая бабушка с утра нарядилась, вышла к ним праздничная.

— О-ей! — воскликнул Гаврик. — Теперь в городе тридцать три вдовца останутся, когда придем туда!

— С какой стати вдовцы? — испугался дед.

— Тридцать три жены умрут от ревности.

Во дает, в таком возрасте о любви соображает. Нет, в его время не умели так подлаживаться к матерям, аж в самую печенку пролезать. Учись, дед, у внука! У бабушки даже румянец вспыхнул.

В город пошли гурьбой, но, вместо того чтобы сразу направиться в парк, к братской могиле, куда все шли с венками, дед, велев обождать, ринулся — медали стучали в грудь — к центру.

— За пивком, — изрек Гаврик.

— Не может быть, — задумчиво покачала головой бабушка. — У него с собой всего тридцать копеек, на мороженое.

В центре, на песчаной, чисто выметенной площади, стоял стеклянный киоск, и в нем сидела солнечная девушка с длинными волосами. Джон, хитро прищурившись, попросил открыточку — с Днем Победы.

— Ни одной не осталось, разобрали. Да вы вот, дедушка, подпишите эту, — и она протянула ему с корзинкой, с цветами.

— На все давай! — он радостно протянул ей тридцать копеек.

Теперь Джон точно знал, как увековечится День Победы.

По закону сохранения, по естественному закону Земли — он превратится в день Мира! И утвердят этот великий праздник они — русские люди. А если за ним, за Джоном, притутукает к тому времени дальний поезд, то, что ж, Гаврик отпляшет за своего дедушку. За двоих отпразднует!

Марш длился третий день. Растянувшаяся по проселочным дорогам вереница бронетранспортеров, танков и прочей боевой техники гремела. Надсадно выли моторы. Сплошной гул застилал округу и плыл над ней вместе с колонной.

Люди, ведущие эту бронированную махину к месту сосредоточения сил для предстоящего крупного учения, привыкли к постоянному шуму и, казалось, не замечали его.

Тяжелее всех приходилось солдатам-первогодкам. Но и они старались держаться наравне со своими старшими товарищами, сержантами и офицерами, терпеливо переносящими тягости похода. Расслабляться было нельзя — параллельно колонне шли к месту сбора другие подразделения. Над дорогами в чистом безоблачном небе висели вертолеты наблюдателей.

Полковник Стеблев переживал за свои подразделения. Его командирский бронетранспортерчик, временами сдерживая бег, оказывался в хвосте бронированной лавины, потом снова вырывался вперед. Цепкий глаз Петра Ивановича не находил недостатков. И тем не менее командир полка был неутомим, а нервы его напряжены — ведь в заданный район нужно было прийти не только вовремя, но и без потерь. А это было непросто — безостановочное движение, бездорожье пересеченной оврагами и холмами незнакомой местности и многое другое, не поддающееся заблаговременному учету, могло повлиять на ход марша.

Третий день все в полку сидели на сухом пайке. Для большинства офицеров и солдат второго года службы это было не в диковинку. Да они попросту и не обращали внимания на отсутствие горячих блюд, не до того было. Внимание сосредоточивалось на выполнении боевой задачи. Но кое-кому такой рацион казался чересчур «сухим», и они с нетерпением ждали остановки, чтобы вкусить наконец хоть чего-нибудь, но непременно горяченького, из военно-полевых кухонь, которые пока бездействовали.

Полковник Стеблев находился в таких же условиях, как и все остальные. Да и иного он не мог себе представить — на долю командира всегда выпадает больше трудностей, чем на других.

Сашка, водитель машины, был из породы балагуров, которые могут без передышки рассказывать всевозможные истории из своей, а чаще из чьей-нибудь жизни, а то и просто плести небылицы. Временами Петру Ивановичу даже приходилось осаживать его, чтоб не отвлекал от дела. Но тот не обижался, тут же умолкал и только острее всматривался в дорогу. И мелькали леса и перелески, поля и луговые поросли, речушки и затянутые зеленой пеленой озерца, вилась из-под колес пыль.

Долгая езда укачивала, отвлекала. Хотелось вздремнуть. Но неожиданно для себя Петр Иванович заметил, что Сашка совсем что-то примолк, сник. За последние три часа рта не раскрывал.

— Устал? — с заботой в голосе спросил Петр Иванович, — с непривычки-то?

Сашка отрицательно мотнул головой.

— Ну-ну, держись!

У полковника было слишком много дел, чтобы обращать внимание на настроения водителя. Но еще через пару часов он понял: тут что-то неладно.

— Может, сменить тебя, — предложил он, — отдохнешь, поспишь немножко?

— Нет, нет! — быстро ответил Сашка и тяжело сглотнул слюну.

— Давай-ка садись на мое место, — сказал полковник тверже, — и без разговорчиков!

Они поменялись местами. Петр Иванович был опытным водителем, а лишний разок попрактиковаться, как он считал, никогда не помешает.

— Подкрепись пока, — улыбнулся он Сашке, — а то на тебя смотришь, аппетит разыгрывается. Не ел небось давненько?

— Да я сыт, товарищ полковник, — ответил тот, и опять кадык на его горле судорожно дернулся.

— А ну, показывай мешок, — нарочито строго приказал Стеблев.

Сашка забросил руку через спинку кресла далеко назад, ловко зацепил свой вещмешок за лямки и перебросил его себе на колени.

— Развязывай, развязывай, чего ждешь?! — Петр Иванович был почти уверен в своей догадке.

Сашка распустил шнур, стягивающий горловину плотной брезентовой ткани. Стеблеву стоило бросить лишь мимолетный взгляд на содержимое мешка, чтобы понять — так оно и есть!

— Где паек-то? — словно невзначай спросил он.

Сашка замялся.

— Ну так все же?

— Съел, — откровенно признался парень и отвернулся к окну. Ему почему-то стало стыдно, легкий румянец проступил сквозь смуглую обветренную кожу.

— Весь? Трехдневный?!

— Так точно, еще вчера вечером.

Стеблев рассмеялся и после недолгого молчания, щуря глаза, проговорил:

— Ну и аппетит у тебя, Сашка! Мне б такой.

Отсутствием аппетита Петр Иванович не страдал, но Сашку смутил своими словами окончательно. Полночи у Сашки давило, крутило и мутило в желудке, а сегодня в нем ничего не было с рассвета, если не считать кружки чая без сахара. Но Сашка решил держаться — оставалось немного, одна ночь, к утру они выйдут, куда требуется, а там задымятся походные котлы на колесах вкусным манящим дымком. Разоблачения своего «проступка» командиром он никак не ожидал. И вот — на тебе!

— Ну-ка, шуруй на заднее сиденье, — сказал Петр Иванович.

Сашка поспешно перебрался туда, стараясь сапогами не запачкать кресла. Он был рад, что не получил нахлобучки от командира.

— Достань мой чемоданчик, — Стеблев не отрывал глаз от дороги.

Сашка достал чемодан и протянул его полковнику. Тот повел плечом.