Валерий Привалихин - Восхождение: Проза

Коротким кивком пригласив сборщиков садиться, начальник сухо сказал, что слушает их. Крепкое, сохранившее летний загар лицо его было строгим, темные глаза холодны, осуждающи. Но в душе Семен Яковлевич чувствовал абсолютное спокойствие: не впервые приходится уговаривать слесарей на сверхурочную работу. Поломаются и согласятся. Не дураки же они, чтобы отказываться от дополнительных денег.

— Что ж, ребята?.. Я вижу, вам безразлична репутация завода. Правильно мне объяснил Андрей Васильевич?

Игорь растерялся под колючим, хитро усмешливым взглядом начальника. Необычность происходящего ознобила предательским страхом: а прав ли он, решившись в конце года на выяснение каких-то неурядиц? Ведь он не просто слесарь, он комсорг — пример для молодежи цеха!

— Я пришел к вам… по причине… — с трудом выдавил он.

— Причина? — оборвав сборщика, повысил голос Гришанков. — Вся наша жизнь — цепь причин. Однако возникают в нашей сладкой жизни такие ситуации, когда личные желания следует подчинять государственным интересам… Сегодня мне уже выпало удовольствие точно так же просвещать одну бригаду с конвейера. Она тоже пришла с кровной заботой — как бы в авральной горячке урвать кус пожирней.

— Я не урвать, — резко сказал Игорь, внезапно разозленный тем, что начальник мог так подумать о нем. — Почему мы, сборщики, рабочими выходными чье-то головотяпство прикрываем?

Не сдержав негодования, мастер хрипло крикнул:

— Ты соображаешь, что мелешь?

Вадик с нескрываемым интересом посмотрел на товарища: как он ни выпытывал у него причину разговора с Гришанковым, Игорь ничего не сказал.

— Любопытно послушать наставника цеховой молодежи, — язвительно произнес Гришанков, которого не столько раздражал, сколько озадачивал затянувшийся разговор. Впрочем, тема была новая — заметно, комсорг не о себе печется, и Семен Яковлевич благосклонно улыбнулся молодому сборщику.

Игорь не был полностью уверен в правоте своих дальнейших слов и поэтому, будто спринтер, замер на несколько секунд в тягостном ожидании выстрела стартового пистолета — внутреннего толчка.

— Например, сегодняшняя неделя, Семен Яковлевич. В понедельник мы до обеда вынуждены были гулять — не было комплектующих деталей для балок. Кто виноват? Не мы же, сборщики!

— Начальник вертится как белка в колесе! — взорвался Серегин. Он никак не мог понять, чего хочет комсорг.

— Хорошо, Андрей Васильевич, все мы тут вертимся, — на несколько секунд замялся Игорь. — Ладно. А вот в среду нас бросили на конвейер, на прорыв, а там для нас работы не оказалось. Это как понять?.. Получается неорганизованность… Так кто у нас на заводе отвечает за нормальную работу?

Вопрос повис в долгом молчании. Начальник цеха неторопливо поднялся, подошел к окну, невидяще посмотрел на заводские огни. Его не сбила с толку кажущаяся правота слесаря. Не так давно — в бытность рядовым инженером — Семен Яковлевич сам ломал голову над организацией, деловитостью, ответственностью. Но последние год-два он как-то незаметно переключился на текущие, сиюминутные дела. План, сборка, ритм графика, разные бумаги — засосали, и некогда даже на миг вырваться из их трясинной круговерти, осмотреться, взвесить — все ли так, не упустили ли главного?

«Этот Михайлов глубоко роет, — раздраженно мелькнуло у него. — Такими речами он может весь цех взбаламутить. Люди теперь сытые, нарядные, и хоть без конца кричат о зарплате, но, когда дело дойдет до идеи, враз о деньгах забудут. И вместо работы начнут митинговать…»

Но ответить слесарю он не успел.

В кабинет осторожно вошел начальник технического бюро цеха Роман Фоминский. Он растерянно улыбнулся, торопливо пригладил ровно уложенные волосы.

Тут Серегин вдруг ощутил смутное беспокойство: три года он знает Романа как спокойного, всегда подтянутого, вежливого молодого специалиста, а не такого — суетливого, бессмысленно улыбающегося.

— Случилось, что ль, чего? — сорвался на сиплый шепот голос мастера.

Фоминский отвел глаза в сторону, робко, словно трогая пальцем только что обработанную на станке деталь, произнес:

— Я, видите ли, Семен Яковлевич… Сейчас проверили вчерашние балки экспортного исполнения, и они… Странно.

Игорь только сейчас почувствовал, как жарко в кабинете.

— Не жуй сено! — гневно крикнул Фоминскому Серегин.

— Отклонения от заданных осей. У всех балок.

Брак. В горькой досаде на косноязычие молодого инженера, Гришанков хлопнул ладонью по подоконнику: этого еще не хватало! Осталось только план по загранпоставке завалить! Сегодня было совещание у директора, зачитывалось письмо из Минвнешторга, и вот вам — пожалуйста!

— Почему, черт возьми, эти балки с отклонениями?!

Фоминскому было хорошо известно почему, но не хотелось первым упоминать фамилию Тароянца. Ваган Альбертович не простой рабочий, и скажи сейчас о нем, потом он… Роман не знал, что мог ему сделать потом Тароянц, однако боялся. Гришанков хоть и начальник в цехе, но он больше занимается производством, а всякими служебными перестановками, поощрениями и наказаниями ведает его первый зам.

— Да чего тут! — в полной тишине ответил за Фоминского Вадик. — Вчера балки вывезли на мороз. По приказу Тароянца. Металл сжался. Сегодня, не дав балкам прогреться, их стали варить. Металл закорежило.

Начальник в упор посмотрел на Серегина. Старый мастер опустил седую голову.

— Вы знали, Андрей Васильевич? Думали, чувствовали?!

— Вас, Семен Яковлевич, вчера в конце смены не было, когда балки-то вывозили, — сокрушенно оправдывался Серегин. — И сегодня вы были на совещании. Как раз в это время и заявился ко мне Тароянц. Ваган наорал на меня, как на мальчишку.

— Дела кудрявые, — ожесточенно прошептал начальник. — Тароянц, выходит, во всем виноват! Друг на друга валите! А сами за что деньги получаете?

«Конечно, собрать восемь экспортных балок не проблема — смена всего нужна, — лихорадочно металась мысль Гришанкова. — Но где, где ее взять — смену? Год не резиновый!»

Серегин машинально встал и сразу сел, не зная, что еще можно сказать в свое оправдание, и надо ли. Не помнил старый мастер, чтобы на его участке запарывали в брак экспорт. Ну, мелочь серийная — бывало, чего греха таить, но восемь экспортных балок! Это же четыре пары мощных ног к четырем землеройным богатырям! Это стальной прокат, литье, штамповка, механообработка! Это нелегкий труд рабочих десятков специальностей, а после — полная рабочая смена бригады профессиональных сборщиков! Тысячи рублей государственных денег!

Под внимательными взглядами присутствующих Гришанков медленно приблизился к сборщикам — тяжело подошел, ощущая неприятную сухость во рту и странную скованность в теле.