Александр Уваров - Месяц смертника [СИ]

Ни одна из революций не стала Мировой и последней.

Вы пощадили мир, революционеры. А мир не пощадил вас.

Мир торгует вами: майками с портретом Че, значками с Лениным, Пол Потом и Мао…

Мир продаёт вас и покупает.

Он сожрал вас и переварил. Революции оказались для него лишь временным несварением желудка.

Он вылечился. Он снова здоров и счастлив.

Но… Поверьте мне, ненадолго.

«Революционер — человек обречённый».

Так сказал Нечаев.

Человек обречённы й, послушай меня!

Сегодня мы меняем судьбу. Мы останавливаем течение жизни.

Мы — маленькие, жалкие, ничтожные твари, робкие слюнявые дебилы, мы наследуем землю.

Мы — омега!

Сегодня ангелы Революции стоят у меня за спиной. Их чёрные одежды развеваются по ветру, их алые крылья — цвета крови, оранжевые отсветы на их лицах — отсветы разгорающихся пожаров.

Они говорят со мною. Я слышу их голоса!

Зачем же я сделал эту страницу, эту никому не нужную страницу?

Быть может я верю, что Революция так близка, что любой, даже самый малый и незаметный шаг ей навстречу…»

Анализ крови. Анализ мочи. Анализ кала. Проба слюны.

Красные лампы. Зелёные лампы. Синий свет мониторов.

Еле слышное жужжание центрифуг.

— Предварительный анализ… В среднем это занимает два-три часа. Придётся потерпеть…

Я раздет до трусов. Лежу на кровати, застеленной белым покрывалом из толстой прорезиненной ткани. На лбу, висках, груди, животе и руках закреплены датчики.

Давление. Пульс.

— Сейчас дышите ровно, спокойно…

Кардиограмма.

Ками почти всё время находится рядом со мной. Иногда он отвечает на мои вопросы. Но чаще отмалчивается. Здесь довольно прохладно. То ли от холода, то ли от волнения меня бьёт дрожь. Скулы сводит судорогой. Я не могу замолчать, всё время пытаюсь поговорить с ним. Спрашиваю непрестанно. Вопросы по большей части глупы и путаны. Иногда он отвечает.

Девушки в белых, наглухо застёгнутых комбинезонах, приносят ему длинные листы распечаток, говорят что-то тихим шёпотом, изредка поглядывая на меня.

Почему шёпотом? Я всё равно не понимаю их язык. Или здесь вообще принято тихо говорить?

Я закрываю глаза. Гудение приборов. Мягкие прикосновения — девушки снимают датчики.

— Можно одеваться?

Ками поворачивается к одной из сотрудниц и спрашивает её о чём-то. Она кивает в ответ.

— Минуты две полежите, — отвечает Ками. — Всё-таки брали кровь из вены, если резко встанете — может закружиться голова.

— Я два раза был донором. Голова не кружилась.

— Донором? — Ками улыбнулся. — Благородно… Когда-то я тоже работал с донорами. Только не отдавал кровь, а брал. У вас «а-два», резус положительный. Помните свою группу крови?

— Помню.

— Довольно распространённая в вашем регионе. Хорошо, одевайтесь. Потом я вас отведу в комнату для отдыха. Там свежие журналы, минеральная вода, апельсиновый сок. Играет спокойная музыка. Расслабьтесь, можете немного вздремнуть.

— Сколько ждать?

— Часа два.

Он вернулся через два с половиной часа.

Я не спал. Даже не смог закрыть глаза.

Спокойная эстрадная музыка. Однообразные мелодии. Должно быть, они убаюкали бы меня. Но не сейчас.

Свет приглушен. Стены обшиты пробковым деревом. Искусственные лианы качаются от процеженного фильтрами ветерка, бьющего из щелей в потолке.

Если бы кондиционеры работали неровно, урывками… Их шум был бы похож на шум далёкого прибоя. Второй день я здесь, и не видел пока моря. Похоже, не увижу…

Он улыбался.

— Хочу в парк! — заявила птица.

— Заткнись! — ответил я.

Была суббота, начало сентября.

До получения очередного и весьма скромного гонорара за опубликованную на сайте интернет-магазина рекламную статью оставалась пара недель, деньги кончились и очередное хождение по субботнее хождение в супермаркет пришлось отменить.

— Я сижу здесь без свежего воздуха, — не успокаивалась птица. — Ты даже форточки редко открываешь. Я могу умереть!

— Замечательно!

Птица спикировала на люстру и, хлопая крыльями, стала её раскачивать.

— Безобразие! — завопила она.

Крик её был похож на воронье карканье.

— Ты подросла, тварь, — заметил я.

— Да, я расту, — гордо заявила птица. — Несмотря на эти ужасные условия, беспорядок в квартире и почти полное отсутствие питания. Ты должен гордиться мной! Рядом с тобой живёт уникальнейшее живое существо, которое обходится малым, почти не требует питания, непрестанно растёт и ежечасно усовершенствует свой необычайный интеллект…

— Дура! — оборвал я её. — Ты мне всё голову расклевала. Болячки не успевают подсохнуть. Я знаю, откуда ту еду добываешь. Ты крадёшь её у меня из головы!

— Лечиться, — заявила птица. — Дышать свежим воздухом. Единственное, что совсем не могу вынести — это затхлая атмосфера твоего жилища. Я задохнусь и умру. И буду разлагаться! Прямо у тебя на глазах!

— Я тебя в мусорное ведро выброшу, — пообещал я ей. — Не волнуйся за меня.

— А я и там буду разлагаться, — ответила птица. — Я везде буду разлагаться! И вонять! Вонять! Вонять!

«А ведро — на помойку», — прошептал я с тайной радостью.

— А на третий день я воскресну, — голос у птицы стал высоким и торжественным. — И явлюсь к тебе. И призову тебя на высший суд!

— Ладно, гадёныш, — сказал я и одел куртку. — Ты, похоже, в покое меня сегодня не оставишь…

Интересная мысль пришла мне тогда в исклёванную голову…

— Испугался, испугался! — заверещала птица, слетая с люстры.

— Всё в порядке, Игорь.

Ками сел на диван со мной рядом. Радостно хлопнул меня по плечу.

— Уж не знаю как в психологической, но в физиологической плане вы абсолютно здоровы.

— А не всё ли равно? — мрачно осведомился я.

— В общем то — да, — согласился Ками. — Но нам нужен длительный инкубационный период. Чем длиннее — тем лучше. Ослабленный болезнями организм будет разрушен очень быстро. А наличие некоторых хронических заболеваний изменяет течение болезни. Незначительно, но нам ведь нужна ещё и чистота реализации проекта.

— Зачем? — спросил я с искренним удивлением. — Мы же все умрём. Какая разница — чисто была сделана эпидемия или нет?

— Как знать, — Ками показал пальцем куда-то в потолок. — Быть может, в иных мирах наш опыт сочтут самым захватывающим научным достижением. Отдохнули?

— Да, вполне.

— Тогда…

Ками открыл пакет с соком, стоявший на подставке у стола и жадно, со всхлипом глотнул.

— Много работы сегодня… Даже пообедать не успел.

— Что «тогда»? — спросил я.

— Идёмте, — и Ками встал. — Время героев…

Толстая игла вошла мне под кожу.

— Это не инъекция в привычном смысле этого слова…

Местная анестезия работала на славу. Боли я не чувствовал.