Инна Чеганова - Между нами война

— Мы хотели показать, что тоже люди. Не просто рабочая сила. Не рабы. Не собаки. У нас тоже есть душа. Есть права. — голос её стал увереннее.

Эрис сделала акцент на правах. Правители смотрели на неё. Альвизе начал смотреть на красивую свободолюбивую Эрис по другому. Для него открылась другая сторона её души.

— Почему Таррос спас Вас? Он был в сговоре с мятежниками? С архонтами?

Эрис молчала. Подступающие слезы больно давили на горло. Её гортань сжимало и разьедало. Но Эрис держалась.

— Нет! — громкий голос Тарроса оборвал Эрис. — Эрис. Не стоит. Я сам все скажу.

— Тишина. — сказал Гияс-ад-Дин. Эрис боязливо и мельком бросила взгляд в сторону подсудимого.

— Пусть скажет. — попросил Иоанн. — Говорите, Каллергис.

Она посмотрела на Тарроса. Тот стоял на коленях со связанными руками. На его лице были спекшаяся кровь и следы побоев. Ненависть к тирану боролась с жалостью к отцу ее умершего ребенка. Женское сердце начало медленно, но верно подводить её. Как и обещал Таррос на далёком Крите двенадцать лет назад.

— Отстаньте от неё. Она не обязана отвечать на потеху собравшихся. Лучше спросите меня. Спросите меня о моих поступках. Вы хотели узнать обо всех моих преступлениях — их слишком много.

— Будьте любезны, поведайте. — сказал Гияс-ад-Дин.

— Я лично убил её солдат. Вопреки приказу Дожа. На глазах у Эрис. Привязал ее к столбу. На площади. Связал их всех напротив неё и повесил. Особо почтенных задушил руками. Одному, своему воспитаннику из Венеции, я перерезал горло. — он не врал. Говорил все, как было на самом деле. Не уходил от ответа.

Эрис закрыла глаза. Казалось, ее сознанье сейчас покинет её. Но она была сильной. На фоне бледного лица ее щеки разгорелись. На них заблестели дорожки слез.

— Предателя из её отряда, сдавшего их, я увез к Анджело. — продолжил он буднично. — Там, на площади Святого Марка в Кандии я казнил его прилюдно, обманом выдав за главу отряда. Суть приказа была в том, чтобы найти и обезвредить отряд, а командира привезти к нему в столицу и казнить в назидание взбунтовавшимся критянам. Люди любили их. Дож хотел завоевать сердца народа после их помилования.

Гияс-ад-Дин был удивлен. И Дука тоже. Ноздри Альвизе расширились. Его воспаленный взор начал гореть еще сильнее. Видно было, как напряженные желваки играют сквозь его белую кожу.

— Почему Вы оставили в живых сержанта? — спросил Дука. — Она являлась командиром. Это ведь Вы сделали это? Получается, Вы были в сговоре с Лефкас? Поэтому Вас разыскивают?

— Нет. Я воевал против Вас в Константинополе, пока Каннареджо и мой двоюродный брат боролись с властью. Потом выступил против Никеи в бухте Николаос. Я командир венецианской Кандии, никогда бы не поддержал их. Я состоял в Ордене Святого Марка… Я давал присягу на Евангелии… Может, я поддерживал их в душе. Они — смелые ребята. — Тарросу стало больно говорить. Он опустил голову. Его голос зазвучал тише. Командир начал говорить медленно. — Они осмелились озвучить то, что за всю жизнь не посмел озвучить я… Эти законы… — он немного помочал. Никто не поторопил его. — Они глупы. Мы и критяне… Законы гласят, что мы — неравны. Мы выше них. Нам нельзя состоять с ними в отношениях… Нельзя строить брак. — он смолк. Затем продолжил. И говорить Таррос начал прониковенно и искренно. — Но ведь мы и они — абсолютно одинаковые люди. У них есть плоть и кровь. Такая же душа. Но они по документам — рабы. И господам не положено с ними связываться. — он произнес иронично последние фразы. Он ухмыльнулся, помотав головой. — А ведь я тоже критянин. Эмигрант. Вся моя семья… Их нет в живых. Нет в живых и тех, кто помог моему отцу встать на ноги там, в Венеции. Выучить меня и отдать в Орден. Я стал тем, кем стал. Псом властей. А правильно или неправильно они поступают — не мое дело. Мое дело вести войско и лить кровь там, где они прикажут.

— Почему Вы оставили в живых Эрис Фортунато? — спросил Гияс-ад-Дин. И это было простое человеческое любопытство.

— Потому что… — он посмотрел на султана. Потом на Дуку. На Малика. На всех мужчин. Потом на свою бедную Эрис. На маленькую милую Эрис. И на Альвизе. — потому что я очень сильно любил её. Любил только её.

Её глаза были полны слез. Слез женской исповеди.

Она почувствовала себя обнаженной. Ей казалось, что её раздевают на глазах у всех, лезут в душу, которая не зажила. Это омерзительно.

Альвизе вскипел. Он покраснел. Он знал всё. Но хотел слышать эти слова собственными ушами. Хитрый и просчетливый. Ради этого он так старался притащить Дину на этот позорный суд. Он знал, что только так добьется правды. Правды, что неизбежно опозорит Дину.

Эрис окаменела от стыда.

— Интересно… — покачал головой Гияс-ад-Дин. — Вот это поворот событий…

— Я любил Эрис. Я хотел жениться на ней. Я полюбил ее еще задолго до тех проклятых событий…

— Молчи, Таррос. Не позорь меня. — попросила Эрис, глядя в пол.

— Это — не позор. — Таррос пристально глядел на неё. Она до последнего не сдавалась и не смотрела в ответ. — Я хотел жить с тобой открыто, не боясь никого. Но дурацкий закон не позволил нам быть вместе.

— Замолчи. Не говори больше ни слова. — Эрис подняла взор. Ей хотелось провалиться сквозь землю. Сгореть заживо. Испариться. Ее честь была задета пред столькими мужчинами. Маулен поступил с ней совсем не по-мусульмански. Малик был разгневан на братишку. Это читалось в его грозном взгляде. Она спрятала глаза.

— Всё ясно. — сказал Дука. — А зачем надо было убивать её отряд так жестоко? За такие наклонности Вам полагается дополнительное наказание.

— Мой воспитанник. Его звали Антонио. Я знал, что он тоже любит её. За это он должен был умереть. А её птенцы не должны были тянуть Эрис обратно, в боевое прошлое. Я хотел, чтобы мы соединились навсегда и чтобы ничто и никогда нас не разлучило.

— Молчи, Таррос! Я же просила тебя! — теперь ее взгляд стал гореть. — Не говори больше ни слова! То, что ты сделал — было безумной глупостью! Как ты мог?.. — она начала всхлипывать. — Мы не могли быть вместе! Твоя честь была мне дороже… Дороже всего… Дороже собственных желаний. Я молча терпела невыносимую боль… Столько лет своей юности я проплакала в одиночестве, любя одного человека. Я не знала, что он — зверь. То есть, я — знала… Конечно… Я все знала… — она кивала головой. — Я все видела сама. Меня столько раз предупреждал его брат. Но я упрямо не хотела признавать этого.

Переведите тему!.. К делу это не относится. Или я откажусь от сказанных ранее слов и не стану давать показания!! — громко заявила она, дрожа от негодования.

— Еще как относится. — возразил Маулен. — Я привел ее сюда, чтобы идентифицировать личность Каллергиса. Чтобы доказать его преступления. Он — преступник, объявленный в международный розыск. Он — командир, ослушавшийся приказ Дожа. Он сбежал с Крита, как трус. Чтобы не нести ответственность за преступления. И этот человек умудрился служить у Вас, глубокоуважаемый Дука, во внутренних войсках диоикитисом.