Синтия Д'Апри Суини - Гнездо [litres]

Она была права. Его диван был предназначен для куда большей комнаты, не для узкой гостиной браунстоуна.

– Нормально все. Меня устраивает. Я не жду, что ко мне явится фотограф из «Беттер Хоумз энд Гарденз».

– Зачем ты его запер?

Вэл стояла перед встроенным шкафом для посуды в столовой. Верхняя часть была открытой, и Томми расставил на полках кое-что из свадебного сервиза, этим его попытки «украсить дом» исчерпывались. Нижняя часть шкафа предназначалась для хранения. Он убрал внутренние полки и дно, но оставил дверцы, закрывавшие гулкое нутро, куда точно поместилась статуя на столике на колесах. Ее можно было выкатить и закатить обратно, когда захочется. Сейчас дверцы были заперты.

– Да так. Кое-какие ценности.

– Мамины вещи? – в голосе Мэгги послышалась резкая нотка.

– Все принадлежавшее маме было в коробках, которые я вам отдал. Как я и сказал.

Она пристально смотрела на шкаф.

– У тебя такой плохой район? Надо запирать ценности?

Он не знал, что ответить (район был нормальный), так что просто пренебрежительно фыркнул и попытался увести всех обратно в гостиную.

– О господи, – сказала Мэгги, схватила его за руку и спросила тихо, чтобы не услышали дети: – у тебя там пистолет?

– Что?

– У тебя виноватый вид. У тебя, черт его дери, пистолет в доме, в доме, куда приходят твои внуки!

– Нет никакого пистолета. Уймись. И мне не нравится твой тон, девушка. Я все-таки твой отец.

Томми отчаянно пытался отвлечь ее от шкафа.

– А что еще надо держать под замком в пустой столовой?

Младший сын Мэгги (Рон, названный в честь бабушки, которую он никогда не видел) с плачем цеплялся за ногу матери.

– Что? – спросила она, наклоняясь и стараясь говорить радостно. – Что такое, зайка?

– Мне тут не нравится.

– Не глупи, – сказала Мэгги. – Это дедушкин дом.

– Мне его старый дом больше нравится.

Томми не знал, что сказать, просто смотрел, как Мэгги гладит малыша по голове, утешая его.

– Давайте поедим, а потом пойдем гулять, – сказала она. – Здесь рядом парк с площадкой, да, пап?

Но Рон был безутешен.

– Это злой дом, – сказал он.

Теперь он плакал уже по-настоящему. Он что-то прошептал Мэгги на ухо, и она покачала головой, а потом крепко его обняла.

– Нет, детка, нет. Это неправда. Тут все добрые.

Вэл забрала детей в кухню готовить обед, а Мэгги отвела Томми в сторонку.

– Пап, я должна тебе сказать. Что-то во всем этом, – она обвела комнату рукой, всю сразу: неподходящую мебель, оставшуюся от прежних жильцов, пыль и беспорядок, – неправильно. Столько времени прошло.

– Я тут один, – сказал Томми. – Мне больше не надо.

– Я не про размеры. – Она скрестила руки на груди, и он понял: она готовится сказать что-то, что ей непросто дается; она была так похожа на мать, и ему пришлось собраться, чтобы не таращиться на нее и не потрогать ее лицо. – Знаешь, что сказал Рон, когда плакал? Что тут как в доме с привидениями . Как будто тут призрак . Нет, он ребенок, конечно, но дети все чувствуют. Тут темно, уныло и мрачно. Купи хоть светильник. Пару торшеров. Побольше ватт.

Она указала на единственный потолочный светильник в гостиной.

– Может, он и прав, – сказал Томми; ему все это надоело. Он ни разу не просил их о помощи, не приглашал в гости. – Может, тут и есть привидения.

– Папа, – глаза Мэгги наполнились слезами.

Она прикусила губу. На душе у Томми было скверно, и еще хуже становилось от того, что они не говорят о Ронни, пытаются не обращать внимания на призрак, который они все носят с собой.

– У меня просто сердце разрывается, – наконец сказала Мэгги, вытирая глаза тыльной стороной ладони.

– Думаешь, у меня не разорвалось?

– Я не про маму. Я знаю, что она обрела покой. Знаю. Я о тебе, пап. У меня из-за тебя сердце рвется. Если здесь и есть призрак… это ты .

Мелоди верила в планы сражений; она верила в анализ, стратегию и резервы на случай неожиданности, и это было к лучшему, потому что они с Уолтером определенно находились в состоянии войны. Он наступал по двум фронтам: закладная и обучение в колледже. Мелоди буквально с ума сходила при мысли о том, что они лишатся дома. Они даже не могли продать его, чтобы получить наличные, потому что до сих пор не выплатили ипотеку.

– Речь не о балансе, – все время повторял Уолтер. – Нам надо снизить ежемесячные расходы. Особенно с учетом грядущего колледжа. Все просто. Если ты не придумаешь, как нам каждый месяц получать больше денег, выбора у нас не будет.

Она не позволяла ему «официально» выставить дом на продажу. Она не вынесла бы, если бы в окне конторы «Рубин и дочери», в самом центре города, появилась фотография ее дома, чтобы все ее видели и обсуждали. Вивьен согласилась показывать дом «по-тихому», негласно.

– Мы просто прощупываем почву, – пояснял Уолтер. – Просто смотрим, что может получиться.

Еще Уолтер хотел немедленно усадить Нору и Луизу и обсудить с ними «финансовые обстоятельства» ближайших лет и то, что это означало в плане колледжа, – с его точки зрения, девочки могли пойти только в государственные. Мелоди отказывалась. Некоторые семьи летом ездят в отпуск; Мелоди же загрузила девочек в машину, и они отправились в тур по колледжам. Посетив один, они шли обедать в какое-нибудь симпатичное место, осматривали городок, сверяли заметки о том, что видели. Они составили список! Досягаемость, вероятность поступления, предпочтения – и последними в каждой категории шли частные колледжи, на которые требовались умопомрачительные деньги.

Когда Вивьен Рубин однажды позвонила, пока Уолтер был на работе, и сказала, что у нее есть два неплохих предложения, оба платят наличными, Мелоди не стала паниковать. Она минутку подумала, а потом велела Вивьен сделать встречное предложение. Сумму она назвала совершенно несуразную.

– Ты уверена? – спросила Вивьен. – Уолтер за?

– Безусловно.

И не соврала, сказала она себе, повесив трубку, со спокойствием и непонятным оптимизмом. Это поле битвы. Генералы знают, когда не сдавать позицию, а когда прибегнуть к стратегическому маневру, когда отступать, а когда идти в атаку. Это война, и она не сдастся. Пока нет. До тех пор, пока не увидится с Лео.

Оставив Томми несколько голосовых сообщений, на которые тот не ответил, Джек просто однажды появился у него на пороге – как Томми и боялся.

– Знаете, у вас могут быть серьезные неприятности из-за этой вещи, – сказал Джек, когда Томми нехотя открыл дверь – только после того, как тот помахал у него перед носом распечатанной новостной заметкой о статуе.

Томми какое-то время отрицал, что статуя из заметки – та самая, что стоит у него дома, но потом что-то в нем сломалось, какая-то решимость, медленно размывавшаяся последние десять лет. Он устал. В унынии он опустился на складной стул в прихожей.