Пип Уильямс - Потерянные слова

Лиззи приготовила овсянку. Она всю ночь томила ее на слабом огне. Готовую кашу она полила свежими сливками, которые нам принес мистер Ллойд, а потом посыпала ее яблоками, которые успела потушить рано утром, пока я спала.

— Все тело болит, — пожаловалась я, придерживаясь за спинку стула, пока на него опускалась.

— Я знаю, — ответила Лиззи, — но это хорошая боль, а не та, что бывает от изнурительной работы.

— Боль — это боль.

— Не помню дня, чтобы у меня что-то не болело, но здесь я впервые почувствовала, что боль может быть приятной, а не признаком какой-нибудь болезни.

Я взяла ложку и перемешала яблоки с кашей. В моей душе жила боль, которая никуда не уходила, но тем утром я чувствовала ее не так остро.

После завтрака Лиззи надела огромные брюки и рубашку.

— Лиззи, они слишком велики.

— Не настолько, чтобы не перетянуть ремнем, — сказала она, роясь в шкафу. — И кто нас здесь увидит?

— Мистер Ллойд может зайти в любое время.

Слегка покраснев, она пожала плечами.

— Он не из тех, кто будет осуждать.

Мои брюки были сшиты для мужчины поменьше или, возможно, того же мужчины, но когда он был еще юным. Штаны были мне коротки, но они хорошо сидели на талии. Лиззи настояла на том, чтобы я тоже надела мужскую рубашку, чтобы ей не пришлось стирать мои блузки каждый день.

— В ящике есть теплые носки, — сказала она. — Они уберегут твои ноги от царапин.

На кухне Лиззи нагнулась, чтобы зашнуровать и мои ботинки, и свои. Она нашла шляпы, висевшие на двери в кладовой, и нацепила их нам на головы. Потом она взяла палку, которую сохранила после вчерашней прогулки, и отдала ее мне.

Мы стояли друг напротив друга, полностью одетые, и Лиззи внимательно меня рассматривала.

— Ты похожа на бродягу, — сказала она.

Лиззи покружилась, чтобы я тоже оценила ее наряд. Она хихикнула, но потом стала смеяться так, что из глаз потекли слезы. Она была права. Я представила, как жители Оксфорда кидают нам в шляпы куски хлеба и монеты. Я не смеялась, но от улыбки удержаться не смогла.

Мы гуляли каждый день после завтрака и обеда. Палку я не выбрасывала, но пользовалась ею все реже и реже. Мое тело становилось сильнее. Я и не знала, что была настолько слаба, но прогулки, каша Лиззи и кексы миссис Ллойд залечивали мои невидимые раны. Сонливость уменьшалась, а наблюдательность увеличивалась.

Лиззи больше не краснела, когда мистер Ллойд обращался к ней. Она смотрела ему в глаза и, если он задавал вопросы, отвечала ему, не отводя взгляд. Через неделю миссис Ллойд сама стала приносить нам кексы. Она приходила во второй половине дня вместе с мистером Ллойдом и Томми и оставалась у нас после того, как они разжигали огонь. У Лиззи вошло в привычку каждое утро печь бисквиты, а после обеда подготавливать кухонный стол к чаю. Она накрывала на четверых, но мистер Ллойд всегда отказывался. «Я только помешаю вашим женским разговорам», — сказал он однажды, выходя из кухни и прижимая шляпу к животу, чуть согнувшись, словно прощаясь с королем.

Как только он уходил, Лиззи сразу выкладывала на тарелку бисквиты и большие куски кекса миссис Ллойд. Потом она кипятила воду и заваривала чай. Миссис Ллойд, заранее сев на стул перед печью, начинала рассказывать с того места, где она закончила накануне. Они перекидывались шуточками, как будто играли в бадминтон, и казалось, что они знакомы всю жизнь. Глядя на миссис Ллойд, я видела Лиззи такой, какой она могла бы быть.

Меня иногда удивляло, почему миссис Ллойд никогда не встает, чтобы помочь Лиззи. У меня было достаточно времени для наблюдений, ведь моя замкнутость сводила к нулю все вежливые попытки включить меня в разговор. Я исключила все возможные причины: плохое воспитание, лень, усталость от забот в собственном доме о четырех сыновьях. В конце концов я пришла к выводу, что все дело в доброте. Миссис Ллойд вела себя совсем ненавязчиво и наблюдала за заваркой чая не из желания оценить его крепость. Она признавала Лиззи хозяйкой этой кухни и этого маленького дома, а себя — ее гостьей. Я всю жизнь смотрела, как Лиззи наливает чай, но она всегда это делала для Мюрреев, для миссис Баллард (которая всегда проверяла крепость чая) или для меня, то есть для хозяев, наставницы и подопечной. Я с ужасом поняла, что ни разу не видела Лиззи с подругой.

Я начала сочинять отговорки. После непродолжительных возражений Лиззи стала накрывать стол на двоих.

Поездка в Шропшир была организована, чтобы спасти меня от депрессии, о которой я раньше не задумывалась. Теперь я поняла, что, когда тяжесть жизни без Нее стала невыносимой, я могла бы броситься в воды Чаруэлл, если бы у меня хватило на это сил.

Холм без боя не сдавался, и я знала, что смогу подняться на вершину, лишь до боли истерзав свои ноги и легкие. Я жаловалась лишь те первые несколько дней: садилась и плакала из-за одышки и плохого самочувствия. Я не хотела туда идти, но Лиззи ни разу не позволила мне вернуться обратно.

— Это такая боль, которая поможет чего-то достичь, — говорила она.

— Чего достичь? — стонала я.

— Время покажет, — сказала она и подняла меня на ноги.

В один прекрасный день я взошла на вершину без жалоб и слез. Я стояла, опираясь ладонями о бедра, вдыхала бодрящий воздух и смотрела через долину на Уэльс. Я видела этот пейзаж несколько недель подряд, но в тот день он впервые произвел на меня впечатление.

— Интересно, как называются те холмы? — спросила я.

— Венлок-Эдж, если верить мистеру Ллойду, — ответила Лиззи.

Я взглянула на нее с удивлением. Что еще она знала?

Потом она перестала следить за мной так пристально, а иногда, когда у нее и миссис Ллойд было больше веселых историй, чем мог вместить один чайник чая, она разрешала мне гулять одной.

Однажды, когда обувалась, я услышала, как Лиззи сказала:

— Я невольница для Словаря.

— Ты говоришь, юная Эсме — одна из тех, кто находит слова? — спросила миссис Ллойд.

Лиззи засмеялась, и я строго посмотрела на нее.

— Можно и так сказать, — ответила она, подмигивая мне.

— Я не могу придумать ничего более скучного, — сказала миссис Ллойд. — Помню, как в школе мы писали одно и то же слово до тех пор, пока все буквы не получались под одним наклоном. С цифрами мне было проще. Их значения никогда не меняются.

— Я никогда не могла писать буквы под одним наклоном, — призналась Лиззи.

— Таких, как ты, много, — сказала миссис Ллойд, беря кусочек бисквита.

Я взяла палку для прогулок и направилась к двери.

— C тобой все будет в порядке? — голос Лиззи звучал беззаботно, но взгляд пронзал насквозь.

— Конечно, — ответила я. — Наслаждайтесь чаепитием.

Поднимаясь по склону холма, я думала, о чем говорят миссис Ллойд и Лиззи. Впервые мне было это интересно, и я поразилась тому, насколько была погружена в себя все это время. Овцы разбежались в стороны с тропы, по которой я шла, но недалеко. Они следили за мной, и я вспомнила пристальные взгляды ученых, когда я шла по читальному залу в Кембридже. Это было приятное воспоминание. И тогда и сейчас я чувствовала себя маленьким победителем. Как будто я действительно чего-то смогла достичь.