Пип Уильямс - Потерянные слова

— Не смогла бы ни того, ни другого.

Росфрит остановилась посреди лестницы и повернулась ко мне.

— Думаю, я тоже. Представить себе не могу… ну, ты прочитала статью. Но воинственность — не единственный способ, Эсме.

Росфрит двинулась дальше, а я последовала за ней, отставая на две ступени. Мне так много хотелось спросить у нее, но, несмотря на то что мы обе выросли под тенью Словаря, я чувствовала, что мы жили с ней в разных мирах.

Мы постояли немного у дверей кухни, наблюдая за дождем.

— Лучше я одна побегу, — сказала Росфрит, — а ты сегодня уже достаточно намокла, поэтому пережди ливень в тепле. Нам нужно беречь тебя от простуды.

Она раскрыла свой зонт и побежала к Скрипторию.

Лиззи стояла у плиты.

— Посмотри на свое лицо, Эссимей. Что стряслось?

— Газеты, Лиззи. Ты пришла бы в ужас от того, что там пишут.

— Мне и газеты читать не нужно, рынка вполне хватает.

Лиззи подбросила уголь в огонь и захлопнула тяжелую чугунную заслонку. Она с трудом выпрямила спину.

— Там говорят о том, что случилось с суфражистками в Бирмингеме?

— Да, говорят.

— Люди выражают свое недовольство? По поводу голодовки и принудительного кормления?

— Некоторые выражают, — ответила Лиззи и стала складывать нарезанные овощи в большую кастрюлю. — Другие говорят, что они все делают неправильно, что мухи лучше ловятся на мед.

— Но считают ли люди, что суфражистки заслужили эти пытки?

— Некоторые считают, что нельзя обрекать их на голодную смерть.

— А ты что думаешь, Лиззи?

Она подняла красные и слезящиеся от лука глаза.

— Я бы не решилась на такое.

Она не ответила на мой вопрос, но я бы сказала то же самое, если бы была честна с собой.

11 апреля 1910

С днем рождения, дорогая Эсме!

Поверить не могу, что тебе уже двадцать восемь. Я чувствую себя старухой. В этот раз, учитывая твою постоянную тревогу, я высылаю тебе книгу Эмили Дэвис. Она была подругой моей матери и участвовала в суфражистском движении полвека. Она придерживалась совершенно другого подхода, чем миссис Панкхёрст, и настаивала, что женщины и мужчины должны иметь равные права на образование, приводя веские аргументы. Искренне надеюсь, что, прочитав ее книгу «Размышления по некоторым вопросам, касающимся женщин», ты сама задумаешься о высшем образовании.

Я прочитала твое письмо вслух за завтраком. Мы с Бет полностью разделяем твои опасения, но бессильными и ничтожными себя не чувствуем.

Эта борьба началась не вчера. Действия последовательниц Эммелин Панкхёрст наверняка привлекут внимание к проблеме, но они не ускорят принятие положительного решения. Рано или поздно мы получим право голоса, но борьба на этом не закончится. Она продолжится, но в ней нельзя будет полагаться только на женщин, готовых голодать.

Наш дед в открытую говорил о праве голоса для женщин еще в пору, когда всеобщее избирательное право было всего лишь популярным политическим тезисом. Интересно, как слово «всеобщий» трактуется в Словаре? Во времена моего деда оно относилось ко всем взрослым, независимо от расы, финансового и социального положения. Но оно не имело отношения к женщинам, и это дед осуждал. «Борьба будет долгой, — говорил он, — и чтобы добиться успеха, придется вести ее на многих фронтах».

Ты не трусиха, Эсме. Мне очень досадно, что молодая женщина думает так потому, что не подверглась жестокому обращению за свои взгляды. Тильда участвует в кампаниях ЖСПС, потому что они ей полностью подходят. Она актриса и умеет манипулировать публикой. Если ты хочешь быть полезной, занимайся тем, чем занималась всегда. Как-то раз ты заметила, что одни слова считаются важнее других только потому, что они где-то записаны. Ты была не согласна с тем, что слова образованных людей по умолчанию важнее, чем слова простого народа и женщин в том числе. Занимайся тем, в чем ты мастер, моя дорогая Эсме: продолжай разбирать и записывать слова, которые мы используем. Когда женщины получат право голоса, настанет время решать вопросы, которые сейчас кажутся несущественными. Сама того не осознавая, ты уже работаешь над этим. Как сказал мой дед, игра будет долгой. Так что играй ту роль, которая подходит тебе, а другие пусть исполняют свои роли.

Теперь к другим новостям. Я долго и усердно размышляла о том, что лучше молчать, но Бет убедила меня, что молчание — это пустота, наполненная тревогами. Сара пишет, что они отлично устроились в Аделаиде и малышка Меган прекрасно развивается. Мне есть что рассказать на эту тему, но я подожду твоих вопросов.

Кстати, не лишним будет упомянуть, что совсем недавно Сара впервые приняла участие в голосовании! Жительницы Южной Австралии пользуются этим правом уже пятнадцать лет. По моим данным, ради этой привилегии ни одной из них не пришлось бить окна или голодать. Тебе наверняка известно, что несколько австралиек приезжали в Англию, чтобы помочь нам в борьбе. Помнишь молодую особу, которая приковала себя к решетке Дамской галереи в Палате общин? Так вот, она из Аделаиды. По общему мнению, Южная Австралия ничего не потеряла, предоставив женщинам права. Напротив, Сара пишет, что это очень милое место, если ты сможешь привыкнуть к жаре. Всеобщее избирательное право обязательно появится и у нас, это просто вопрос времени.

Закончу письмо новостью от Бет: «Жену драгуна» недавно переиздали. Похоже, борьба за избирательное право вполне уживается с романтикой любовных приключений. Женщины — сложные создания.

Меган. Мег. Меггимей.

У Нее есть имя, и Она прекрасно развивается. Это все, что я хотела знать. Это все, что я могла держать в себе, не разрываясь на части.

Прошли еще два Ее дня рождения. Меган исполнилось три, потом четыре. Рассказ о Ней стал частью ежегодного подарка Дитте, как когда-то история о Лили. Ее первые шаги, Ее первые слова. Книга, подаренная Дитте, откладывалась в сторону, а ее новости быстро вылетали из головы. Я с трудом возвращала себя в повседневную жизнь.

Из года в год время оставляло на Скриптории свои следы. Все выше росли книжные стопки, появились новые ячейки, и стеллажи создавали укромный уголок для старого стула, который Росфрит принесла из дома. Мистер Мейлинг любил уединяться там для изучения иностранных текстов. Бороды помощников седели, а у доктора Мюррея она стала еще длиннее.

Скрипторий никогда не был шумным местом, но в нем жила мелодия звуков, которые создавали успокаивающий гул. Я привыкла к скрипу перьев, шелесту бумаги и разочарованным возгласам, по которым можно определить человека, как по отпечаткам пальцев. Если доктор Мюррей был встревожен каким-то словом, он кряхтел, вставал со стула и подходил к двери, чтобы вдохнуть глоток свежего воздуха. Мистер Данкворт начинал постукивать своим карандашом в такт своим мыслям. Папа вообще затихал. Он снимал очки и тер переносицу, потом подпирал подбородок рукой и поднимал к потолку глаза, как делал это иногда за ужином, когда наш разговор ставил его в тупик.