Алиса Орлова-Вязовская - Дочки-матери

Люська так до конца и не поверила, что Таша заберёт насовсем. Хотя головой согласно кивала: вроде как понимает, что без специальных бумажек, которые тётя для пущей убедительности перечисляла, взять и уйти домой нельзя. И тайком убегать нельзя, а то точно не отдадут. И даже обещала, что будет послушной, и учёбу поправит, а главное: есть станет всё, что дадут. Потому как торчащие, словно крылья, худые лопатки Наталью расстраивали больше, чем неважные отметки. Но теперь, перед выходными, никакими силами оттащить её от входной двери было невозможно. Торчала как приклеенная и, только завидев в дверях знакомую дублёнку, облегчённо вздыхала и бросалась навстречу, как когда-то в детском саду. Правда, сразу отстранялась, смутившись, что ведёт себя как сопливка первоклассница. Вызубрила тётин телефон и, тайком пробравшись в приёмную, названивала домой и на работу, совершенно не глядя на время. Наталье звонки эти неурочные часто мешали, отрывали от дела, тем более что разговор обычно шёл вовсе пустой и незначительный. Но она понимала: для Люськи это подтверждение, что не обманывают. Просто надо ещё потерпеть и подождать.

И вроде всё ничего так себе шло – хотя и медленно, – как вдруг Наталья словно упёрлась в наглухо закрытую дверь. В последнем перед решающим заседанием кабинете женщина начальница вдруг огорошила. С какой, мол, стати отдавать девочку вот так с улицы явившейся гражданке Ариншиной? Так может любая зайти и сообщить, что она родня. Документ должен быть соответствующий. Например, свидетельство о браке гражданки Воронцовой с Андреем Лавроновым. Который, между прочим, отцом в свидетельство не вписан и тоже ещё не известно с какой радости его таковым признать. Выходит, Наталья Людмиле Воронцовой никто, ничто и звать никак.

– Знаете, уважаемая, – с улыбкой вершителя судеб протянула женщина. – Получается, что вы чужой человек. Бывает, что посторонние люди ребёнка усыновляют, но вам бы всё равно отказали, вы не замужем, семья не полная, а в такую вряд ли разрешат.

Опешившая Наталья едва не брякнула от растерянности, что ж мне, мол, теперь срочно замуж выходить? Но сдержалась, спокойно напомнив, что она вдова – вот документы. Вот характеристики с работы и ещё от соседей по месту жительства. Вот справки на все случаи, а вот и кипа квиточков об уплате алиментов гражданке Воронцовой от гражданина Лавронова, и в дополнение справка, что этот самый гражданин – Натальи родной брат. Чего же ещё доказывать?

Майя Леонидовна покрутила в наманикюренных пальцах ручку и пожала плечами.

– Это не доказательство. Мало ли кто деньги переводил. Может, ваш брат этой мамаше долг выплачивал. Занял большую сумму и отдавал частями.

Наталья чувствовала, что чиновница явно издевается и упивается своим могуществом «владычицы морской». Сказать совестно, но на секунду мелькнула мысль, что она с наслаждением вцепилась бы сейчас в этот гидропиритный начёс – только искры бы полетели. Но вместо этого быстрым взглядом окинула кабинет, словно задумалась над сказанным, и без всякого перехода тоном знатока воскликнула:

– Майя Леонидовна, простите, я чисто по-женски сдержаться не смогла, какой у вас мех на воротнике замечательный! Редко такой выделки каракуль попадается, прямо завиток к завитку.

Чиновница растерялась, но тотчас улыбнулась краешком губ и махнула рукой:

– Да зять шкурку прислал из Североморска.

– Я так и подумала, что не в ателье куплено, – запела Наталья. – Вы уж мне поверьте, я толк знаю, столько лет с мехом работаю и на севере долго жила. Жаль, шапка не меховая, к такому воротнику – да из такого же каракуля!

– Ой, ну конечно, лучше, спорить не буду, – вздохнула чиновница. – Не хватило куска. Осталась полоска – носила в ателье, а там только руками развели: мало, на шапку никак.

– Знаем мы эти дела, – понимающе поджала губы Наталья. – Сама в ателье работаю. Нарочно так говорят – возиться неохота. Легче большой кусок изрезать – работы меньше. А тут пришлось бы соображать, а им, видать, лень.

– А вы думаете – можно? – в глазах Майи Леонидовны вспыхнул откровенный интерес.

– А мне и думать нечего. Знаю, что можно. Я бы смогла, – спокойно проронила Наталья, откинувшись на спинку стула и положив ногу на ногу.

– Хм, из узкой-то полоски? – недоверчиво протянула чиновница, хотя успела податься чуть вперёд, явно заинтересованная в ответе.

– Голубушка, Майя Леонидовна, да мех-то расшить можно бархатом в тон или другим мехом попроще. Ну, словом, увеличить размер полотна, чтобы понятнее было.

– И что, незаметно будет? – чиновница успела выйти из-за стола и пристально разглядывала воротник, мысленно пристраивая рядом на вешалке каракулевую шапочку.

– А… сколько…

– Ну, Майя Леонидовна, для вас-то! – сладко улыбнулась Наталья.

Чиновница быстро облизнула губы. В этот момент она удивительно напоминала лису, умыкнувшую из курятника самую жирную курицу.

Через несколько дней Майя Леонидовна получила каракулевую «боярочку», а Наталья – последнюю подпись для суда.

Несколько раз пришлось бегать к Даше Ярушиной за всякими подарочными мелочами, который муж её привёз из Индии как раз на такие случаи. Купила бусы из разноцветных камней. За коробочки Дашка взяла отдельно: украшения за тридцать пять, а коробки по три рубля. Сумку с выдавленными рисунками слонов и фигурками индусов. И пару жестяных банок с жасминовым чаем. Наталье давно казалось, что она не документы оформляет, а буквально выкупает Люську у всяких учреждений.

Зато две женщины из опеки, что были вместе с ней на суде, на все вопросы отвечали быстрее, чем Наталья успевала рот открыть. И само заседание прошло как-то скоро и в её глазах несолидно – буднично и просто. И получив наконец официальную бумагу, Наталья подивилась, какая она невзрачная, словно обычная справка. Неужели все мытарства ради этого клочка бумаги, что, несмотря на свой простецкий вид, указывает, кто является для Люси Воронцовой самой что ни на есть близкой роднёй и к тому же единственной.

В интернате предложили не забирать девочку сразу. Одна четверть осталась, пусть доучится, чего сейчас заморачиваться с новой школой на несколько недель. Наталья замялась: а что, может правда так сделать? Но Люська отчаянно трясла головой, глаза округлила до невозможности. Стало понятно, что закончится всё, как обычно, рыданиями. Ну и что с ней делать? Правда, по дороге домой Наталья сетовала:

– Ой, сглупили мы всё же. Надо было четверть доучиться. Подумаешь там, всего-то месяц или чуть больше.

– Нет, нет, не надо! Я где хочешь доучусь!

– Доучусь, – проворчала Наталья. – По-хорошему, так надо тебя на второй год оставить, разве плохие отметки за месяц поправишь? Вещи-то все собрала как следует? Проверила шкафчик там, тумбочку?