Алиса Орлова-Вязовская - Дочки-матери

– Ага, всё прям до ниточки, аж огрызок и ручку сломатую. Девки сказали, забудешь чего, так вернёшься – это примета такая, а я туда не хочу.

– Вот нескладёшка! Огрызок-то хоть выбрось, вещи перепачкаешь. Что ты всё: девки да девки! Некультурно это, нехорошо.

– Так это ж не матное? – удивлённо пробормотала племянница.

– Всё равно нехорошо. Говори «девочки» или уж «девчонки».

– Ладно, – покорно кивнула Люся и, заискивающе глядя в глаза тёти, повторила: – Девочки сказали всё-при-всё забирать, как из больнички. У Тани бабушка в больничке была, она знает.

– Это все знают, – подтвердила Наталья. – Правильно, когда в больнице, всё надо забрать, а вот когда на море отдыхаешь, то наоборот, монетку надо кинуть, чтобы обратно вернуться. Да и больничка плохое слово, ты уж следи за языком, а то невоспитанная получаешься, как халда всё равно.

– Ага, – опять поддакнула Люся.

В следующий класс племянницу перевели условно. Может, из сострадания, узнав о том, что мать не родная, или из-за себя, чтобы статистику школы второгодниками не портить. Но условие поставили. Почти всё лето надо ходить на дополнительные занятия, нарочно для отстающих устроенные. Люська скривилась: это нечестно весь год учиться, а теперь ещё лето портить. Наталья уж совсем было собралась вспылить, но сдержалась. Просто объяснила как можно спокойней, что раньше Люся могла учиться как Бог на душу положит, а с ней обязана быть пусть и не отличницей, так хотя бы хорошисткой. Она сама работник исполнительный и на хорошем счету. Даже грамоты есть и благодарность. И двоечница рядом как-то несолидно и неприлично. Люська поняла по-своему. С двойками Таша запросто вернёт её обратно в интернат и, тяжело вздохнув, спорить не стала.

Самым сложным оказалось для Натальи приучить племянницу к порядку, и не просто к какому-то плакатному, вроде «мойте руки перед едой», а к своему. Если уж она пошла на определённые жертвы, ломая себя и свой жизненный уклад, отчего бы и Людмиле этого не сделать? Вот тогда и случались стычки, обиды, капризы и слёзы. Люся искренне не понимала: чего такого, если бросить фантик от конфеты на стол, а огрызок поддать ногой под диван, чтобы глаза не мозолил? И зачем подметать сегодня, если уже подметали вчера? Даже сугубо интимные вопросы гигиены, что Наталью злили и возмущали, у племянницы вызывали недоумение. Если надевать чистые трусики каждый день, то надо накупить их по числу дней в году или не отходить от таза, стирая с утра и до ночи. Если человек моется по субботам, так и бельё можно менять тогда же. И Наталье – когда с разъяснением, а когда и повышая голос, – приходилось растолковывать, по её мнению, понятные любому вещи. Трусики можно простирнуть в раковине вечером перед сном, и для этого не нужно с утра брать из шкафа новые. И ещё перед сном девочкам и женщинам следует помыть кое-какие тайные места, иначе возникнут неприятности. Какие именно – Наталья не уточняла, но говорила убедительно, чем заронила в Люськину голову сомнение: не таится ли в этих местах, о которых она раньше не особенно и думала, какого подвоха? А тётя каждый раз уточняла, сделано ли всё, что положено, перед сном?

– Таш, ну я ж вчера мылась, – ныла Люся. – Что за каждым разом-то, я ж в трусы не сикаюсь!

– Ещё не хватало! – сурово обрывала Наталья. – Иди, иди в ванну, не бойся, не смылится.

И ещё надо было вечно следить, чтобы не собирались колготины гармошкой под коленками и не болталась оторванная пуговица на нитке. Её надлежало сразу же оторвать и припрятать до дома, чтобы не потерялась. Эти мелочи нарастали как снежный ком и становились для Люси источником раздражения. Но всё, на что её хватало – это выливать свой гнев на вещи или обстоятельства. Надерзить Таше было страшновато. И Наталья порой, едва сдерживая смех, слушала, как племянница шёпотом ругается с блузкой за испачканный манжет, высказывает претензии туфлям, что позволили ободрать себе носы и больше всего доставалось колготкам.

– Портки дурацкие! – сердито шептала Люся. – Куда поехали-то, говны, крутятся вокруг ноги как эти, а я из-за вас получаюсь халда!

После этих сетований Наталья сама себе клялась, что будет помягче и оставит такую строгую муштру, но ничего не могла с собой поделать, и всё повторялось снова и снова. Пока не наступило время, когда Люся на автомате, прежде чем сесть на лавочку, оглядывала, чисто ли на ней, и, аккуратно подобрав юбочку, усаживалась, расправляя складки. В такие моменты Наталья задумывалась, что, пожалуй, переборщила – теперь девочка начнёт изображать жеманную барышню, что только и думает о внешности. Господи, насколько же легче было воспитывать Андрюшу. Может, будь у неё вместо племянницы племянник, так и проблем никаких.

На две недели удалось съездить к морю. Одна из заказчиц помогла с путёвками в Евпаторию. Предупредила честно, что пансионат так себе, средней паршивости. Но всё лучше, чем дикарём в разгар сезона. Настоишься на жаре в столовую или кафе. Заместо пляжа там и проторчишь. Наталья согласилась: с ребёнком в пансионате спокойнее, чем дикарём. Ещё какие соседи попадутся. Вдруг компания станет голосить всю ночь напролёт. Да и стоять в отпуск у плиты и бегать по магазинам за продуктами тоже обидно. Пансионат «Рассвет» оказался ещё невзрачнее, чем рассчитывала. Старое обшарпанное здание с рассохшимся паркетом, скрипевшим даже тогда, когда по нему не ходили. Кровати с растянутой сеткой. Под Натальиным весом она тотчас опустилась чуть не до пола, и две недели было ощущение, что спишь в гамаке. Ну и столовая, конечно, не порадовала, еда безвкусная и вся, включая творожную запеканку, пропитана запахом щей. А Люська просто таяла от восхищения. Ещё бы: на море впервые попала. Умилялась каждой ерунде, даже пыльные кипарисы в восторг приводили.

– Ой, Таша! Глянь, какие шишечки крохотные! Подожди, я наберу. Ой, песок какой мягкий! Смотри, смотри, пушистенький, прямо и ногам мягко, только горячо! Ай, раковинки! Дай мне сумку, я их возьму домой бусики делать.

Не понравились ей только водоросли, щедро прибитые волнами к кромке моря.

– Фу-у-у-у, вот воняют! Бр-р-р, в аккурат как насрано!

Наталья краснела, оглядывалась на прохожих.

– Люд, ты язык-то попридержи! Со стыда сгоришь с тобой ходить!

– Ташенька, миленькая! – громким шёпотом оправдывалась Люся, – я не нарочно, но правда ж сраками воняет. Хуже, чем в тубзике.

– Сколько тебе говорить? Не воняет, а плохо пахнет, и не тубзик, а туалет! Десять лет исполнилось, а разговариваешь как халда!

По дороге на пляж Наталья покупала калорийные булочки, огромные бублики с маком, бутылку кефира или ряженки. И, вытащив племянницу с пятой попытки из воды, заставляла переодеться в сухой купальник и, усадив на старое широкое полотенце, начинала кормить, мысленно желая каждому куску принести Люське лишние сто грамм весу.