Алиса Орлова-Вязовская - Дочки-матери

– Люд, вот ей-богу в голове звенит! Ничего не знаю, смотри, туфли грязные какие! Сколько раз просила, пришла с улицы – оботри.

Известие про аморальную Нельку расстроило до крайности. Ну что ты будешь делать? Угораздило Люську с подружкой именно в момент откровенной беседы рядом оказаться. На саму злосчастную Нельку плевать, конечно, она и видела её пару раз. Разбитная девчонка, хотя довольно смазливенькая. Вот матери её можно посочувствовать. И главное, весь дом уже в курсе. Да а ей-то как быть? Не хотелось бы, чтобы Людмила такие вещи знала раньше, чем полагается. Вот опять проблема. Наталья ни за что не решалась бы обсуждать проблемы пола с племянницей. Всю ночь себе отравила размышлениями. Хорошо хоть, сообразила опять бежать за советом к Ольге Тихоновне. Она всё же гинеколог, да и человек пожилой – ей и карты в руки.

Под благовидным предлогом отослала племянницу в гости к соседке. Люська вернулась задумчивая. Походила по кухне с загадочным лицом. Наталья не выдержала:

– Ну как там Ольга Тихоновна, понравился пирог?

– Ну, да-а, – протянула Люся. – Говорит, у тебя дрожжевое тесто лучше выходит, чем у неё. Таша, а у нас вата-то есть?

– Есть немного, а тебе зачем?

– Ну как же, – пожала плечами племянница. – Вдруг у меня это начнётся, надо вату класть в трусы. Только лучше, чтобы сверху тряпочка была или марля, а то негигиенично.

Наталья прикусила губу. Ой ду-у-ура, она же забыла совсем, что надо бы давно племянницу предупредить, что начнутся кое-какие женские дела, а то испугается, как когда-то сама Наталья. Её никто не предупреждал, перетрусила тогда здорово – аж ревела втихомолку. Вот тебе и воспитательница, такую важную вещь упустила, прямо счастье, что Ольга Тихоновна ошибку исправила.

Когда, встретившись с соседкой у лифта, начала благодарить, та рассмеялась. Да что ж такого, врачу легче всё правильно растолковать. И в конце прибавила, что Наталья слишком уж придала значение Люськиной осведомлённости о беременной девятикласснице Нельке. Ведь на самом деле её захватила возможная свадьба, а конкретно – нарядное платье и фата, потому как она ни разу вблизи невест не видела. И Ольга Тихоновна посоветовала поменьше искать проблем на пустом месте.

Наталья кивала: да, действительно, всё верно. Но для себя решила наоборот. Лучше уж проявить излишнюю бдительность, чем потом встать перед неприятным фактом, как Нелькина мать.

Через несколько лет, вспоминая свои страхи, а иногда откровенные промахи, Наталья готова была расхохотаться в голос. Она действительно вела себя смешно и не всегда умно. Ну уж извините: на педагога не обучалась и собственных детей заводить не планировала. Вышло всё спонтанно, а может, и хорошо, что толком обдумать и взвесить возможности не представилось. Иначе жизнь сложилась бы по-другому и у неё, и у Людмилки. А по-другому – вовсе не означает лучше. И вполне себе у них всё нормально, как и в обычной семье. А неурядицы у всех бывают. Что ж, они куклы, что ль, говорящие – ни разозлиться, ни обрадоваться не могут? Но всё-таки хорошо, что почти миновали ставящие в тупик проблемы. Вечно они заставали Наталью врасплох, когда совершенно не знаешь, что делать, а постоянно спрашивать советов не в её правилах. И подчас она явно перегибала палку. Как-то увидела у племянницы яркий импортный ластик и прицепилась: откуда да откуда? Прямо сердце сжалось: вдруг стащила у кого?

– Да я с Валькой поменялась, – убеждала Люся. – Я ей – календарик с Кикабидзе, а она мне – ластик.

Но Наталья не успокоилась, пока не выяснила у Вали, что действительно состоялся такой обмен. И потом было ей стыдно, хотя Люся об этом позабыла сразу же, а она два дня ворочалась и уснуть не могла, что подозревала напрасно ребёнка в воровстве.

Вспомнилось, как зашла речь о каких-то сведениях в школу, мол, про родителей, где работают. Про тётю Люся подробно написала и сказала, что папы у неё нет.

– Это как нет? – вскинулась Наталья. – Есть у тебя папа, как у всех детей, вернее… был, потому что он погиб.

– Таш, чего Кефирыч помер, что ли? – равнодушно спросила племянница.

– Да какой он тебе папа?! – скривилась Наталья. – У тебя хороший папа был, молодой и красивый. Жаль только, что на такую… – тут у неё хватило ума переменить тему. Полезла в святая святых – альбом с фотографиями, что хранила специально не на виду. Убедила себя, что, повесив фотографии погибших, как будто ещё раз их схоронит. А так иллюзия, что уехали работать далеко-далеко. Глупо, конечно, со стороны, но ей так легче.

Люська с удивлением разглядывала карточку Андрея. Вот он школу окончил, вот уже в училище, а вот Андрей с Виктором судят товарищеский матч. Даже на маленьких фотографиях видно, как они с отцом похожи – рот такой же и глаза, и носик прямой, аккуратный. Люся переводила взгляд с карточек на своё отражение и вдруг вздохнула и, уткнувшись в Наталью, заплакала. И между всхлипами сокрушалась, что это несправедливо и не по-честному, если у неё был такой весёлый и молодой папа Андрей – взамен получить облезлого Кефирыча!

Наталья не знала, что ответить, потому как была абсолютная согласна, что это просто верх несправедливости и быть так, конечно, не должно, но вот случилось. Она даже не утешала племянницу, а просто обнимала за плечи, гладила по спине. Как ни крути, ребёнок имеет право поплакать по родному отцу. Несколько дней Люся словно ни о чём другом даже говорить не могла. Даже после родительского собрания классный руководитель Наталье пожаловалась:

– Знаете, Наталья Валентиновна, Люда вдруг стала рассказывать про папу героя. Верите, был у нас классный час, посвящённый военным подвигам, она тут как тут. А мой папа и тоже герой, хотя не воевал. Сочинение задали – вновь про героизм отца вышло. Я, конечно, понимаю, что детям свойственно приписывать громкие заслуги, когда по какой-то причине они растут в неполной семье, но…

– Тамара Викторовна! – перебила Наталья. – Ничего моя Люда не придумала. Её отец действительно геройски погиб, и если вам или администрации так необходима бумажка, то завтра же могу принести, раз вы считаете, что любой ребёнок без отца непременно себе папу космонавта воображает. Да, Люсин отец награждён медалью посмертно за самоотверженные действия при устранении аварии. И медаль эта у меня, и документ на неё тоже.

Учительница покраснела, извинялась, хотя Наталье было достаточно тошно, чтобы этим извинениям радоваться. Сроду бы не стала эту больную тему ворошить, всё равно как в зажившей ране ковыряться. Но что было делать? По крайней мере избавила Люсю от ярлыка врушки-безотцовщины.

Потом, со временем Наталье стало любопытно, скучает ли Люся по своей мамаше? Сама племянница ничего не говорила, даже не спрашивала. И узнать хочется, и тема скользкая. Вроде не вспоминает – и ладно, а сама заведёшь разговор, да и узнаешь что-то совсем для себя ненужное и даже болезненное. Например, заявит Люся, что надоело ей жить у тёти – домой хочет. И Наталья изворачивалась так и эдак, прямо ужом вертелась, словно засланный в тыл врага разведчик, что обязан вызнать секреты, выведать и ещё подозрения на себя не навлечь. И, к огромному облегчению, получилось, что мать Люся естественно распрекрасно помнит, но – что самое для Натальи удивительное – совершенно не винит её в своих злоключениях. И считает источником всех бед исключительно Кефирыча. Но главное, что дало наконец Наталье спокойно вздохнуть, – домой Люся не хочет ни под каким видом. И слава Богу. Ещё не хватало после стольких проблем и всяких сопутствующих неприятностей вернуть Гальке такую умную, воспитанную, складненькую и симпатичную дочку. Обрыбится! Она такой дочери не заслужила и не заслужит никогда. А Наталья заслужила! И все Люсины победы – пусть самые крохотные – это её победы. А прежние промахи – это Галькино. Может забирать их себе и жрать полной ложкой! Одно слово – соплежуйка.