Дарья Истомина - Леди мэр

— Утрись.

Но тот, оттолкнув его руку, всакивает и, одним движением подтянув себя на крышу гаража, убегает по плоским крышам. Только грохот стоит. А Касаткин и не собирается его преследовать.

Из темноты выходит Лыков, щелчком отправляет окурок в темень:

— Поговорили?

— А ты не мог, майор?

— Так, как ты? Не мог, — скорбно вздыхает Сергей. — Конечно, не парень, а так. Собачий сувенир на палочке. А для папы с мамой… и он… сын. Мы ж тут все друг дружку как облупленные знаем. Я с его отцом, железнодорожным кладовщиком Бурлаковым Мишей, каждое утро здороваюсь… «Здравствуй, Серега…» — «Здорово, Михей…»

— Родные, значит?

— Почти. Он на свою работу идет, я — на свою. А сколько раз жена Михеева, Сонька, меня просила, чтобы я этого пацана в школу завез? Да и с остальными прочими так же… Я этого подонка и пальцем тронуть, вот как ты, не смогу. Мне не простят. А главное, я сам себе не прощу.

— Да ты гуманист.

— Мент я. Обыкновенный периферийный мент.

— Кто такой «дед»?

— Щеколдин Фрол Максимыч. Хозяин. В общем, город держал. Пацаны его больше смерти боялись. Вот его нету, а они до сих пор боятся.

— А где же он?

— Скрылся. Тут, понимаешь, непонятное что-то. Крыша у него поехала, что ли? Он сам никогда ни на кого руку не поднимал. Все за него другие делали. Осторожничал. Не придерешься. И все расчеты у него случались не у нас, а только на стороне. А тут получается, что именно он пришил одного парнишку… Чугунова такого… Чуню… Прямо в городе! Сам! И умотал. Озверел, что ли? За что?

— А что у него… с этой… Басаргиной?

— Это не только у него. Это у них всех. Щеколдинских. Лет семь, нет, шесть они уже с нею разбираются, да все никак не разберутся.

— А Людмила моя при чем?

— Ну ты сам посуди. Только не обижайся, а? Это я так… В порядке мысли. Все знают — Лизавета свою тачку никому не доверяет. — Помолчав: — Куда погнала? На Москву пошла. А на трассе такое творится. Так что готовься, пловец, ко всему готовься.

— Ты там глотал что-то. Не осталось?

Лыков вынимает из плаща початую поллитровку.

Касаткин пьет из горлышка, сплевывает.

— Нет, я по новой попробую… с чего начинал… С Москвы опять пойду — как от печки. А если они добрались все-таки? И что-то там с ними стряслось? В столице? Еще разок пройдусь: морги, больницы. И потихонечку по трассе. Оттуда к вам. Нет… Нет… Пока сам не найду… Не верю…

— Ну, Бог тебе в помощь.

Я уже точно знаю — стоит мне оставить вверенный мне город Сомово хотя бы на день, и начинается полный бардак.

В этот раз меня вызывают в область на совещание всех градоначальников и прочих ответственных за население лиц, которое собирает МЧС на случай производственных катастроф и стихийных бедствий.

Сначала я радуюсь — есть шанс пробиться к странно примолкшему Захару Кочету.

Но их превосходительство отказываются меня принять.

Не до меня им.

Так что я сижу в лекционном зале и тупо пялюсь на какого-то чрезвычайного чина, который толкует об угрозе бактериологической диверсии на Волге. Или грядущем бедствии — если размоет могильники скота, зараженного сибирской язвой.

И все беспокоюсь, как там Карловна, которую я оставила на хозяйстве.

А Элга расхаживает по мэрскому кабинету, прихлебывает кофе из чашечки и поигрывает грудками, то и дело якобы поправляя прическу. Сии телодвижения адресованы очень молодому энергетику Валерке Боброву, что сидит у двери в драном комбинезоне, в ляпах известки, умученный ремонтными страданиями.

— Так, собственно говоря, что вам нужно, молодой человек?

— Да мне бы к самой…

— Рассматривайте меня как аналогию Лизаветы Юрьевне. Если она доверяет мне, то почему не найти общий язык и нам? Господин Валерий Николаевич Бобров, я достаточно разумна, чтобы точно передать ей, что вас волнует.

— Вы, кажется, бывали у нас? С нею?

— Где это — у вас? Я не принимаю неточностей.

— У нас — это на старой теплоэлектрической станции… За переездом… Вы знаете, что это такое?

— О да! Такие громадные железные котлы, как кастрюли для Гаргантюа. Вы имели жалобу на то, что вам на починку не хватает углеродных и стальных трубок и огнеупорочного кирпича.

— Это называется шамот, мадам.

— Я знаю, что такое шамот.

— Ну так с тех пор там и конь не валялся.

— Какой именно конь?

— Дохлый.

— Я понимаю ваш юмор, господин Бобров. Это означает, что ремонт ваших кастрюль не производится.

— Именно.

— Я могу узнать, а зачем он вообще необходим, этот ремонт. Насколько я могу восстановить визуально эту картину, то она производит удручающее впечатление. Такой старый-старый огромный сарай, как ветхая мельница для Дон Кихота… Вся в отверстиях, забитых фанерой… И такая копченая труба…

— Закопченная.

— Вот именно! Это очень неэстетично и очень несовременно. А почему это кошмарное сооружение еще не снесли?

— Потому что у нас бывает зима, мадам, а зимой бывает холодно. Очень холодно. И Маргарита Федоровна Щеколдина это понимала! И держала нас в статусе резервной станции… На случай экстремальных ситуаций…

— Каких именно?

— Когда происходят аварии на главных областных магистралях, подающих городу тепло и электроэнергию… Когда холод опускается до отметки минус тридцать… И магистрали просто не вытягивают… На нитках и передачах навешано черт знает сколько городов и поселков… В общем, мы раскочегариваем наши кастрюли и выручаем местное население, к которому, надеюсь, вы причисляете и себя, мадам…

— Я тронута вашей заботой обо мне… молодой человек.

— Так, может быть, поужинаем… у Гоги?

Карловна критически рассматривает его:

— Полагаю, что я слишком возмужалая дама для вас. И потом, я предпочитаю военных. Мой мужчина должен быть зашнурован как башмак… И как минимум носить усы и саблю! Чем еще могу быть вам полезной?

— Мазутом.

— Я полагаю, что это топливо для ваших печек.

— Топок. Обычно к этому времени приходил танкер из Татарии и я заливал все емкости по горлышко — до тысячи тонн. Но сейчас я просто не знаю, что мне делать… И я не очень понимаю, что делаете здесь вы? С вашей Басаргиной?

— Минуточку… У нас все на контроле…

Элга идет к компьютеру, включает его и просматривает сводки.

— Все правильно… Законы свободного рынка несокрушимы! Для того чтобы что-то получить, надо за это что-то произвести хотя бы частичную предоплату… Вашего топочного мазута не будет.

— Что? Ни капли?

— Но у нас ведь тоже — ни копейки!

— А когда будут?

— Возможно, в январе…

— Да вы что тут? Шизанутые? Волга же закуется… Встанет… К нам ни с одним ледоколом не пробиться!

Элга выразительно тычет перстом в потолок.