Павел Назаров - Беглец в просторах Средней Азии

Итак, я отправлялся в горы, погрузившись в лоно раздумий и созерцательности.

Однако в первом же населённом пункте на базарной площади караван пришлось остановить, так как у животных ослабли подпруги; верблюдов надо было временно разгрузить. Всё это пришлось проделывать, к моему вящему беспокойству, прямо на глазах красноармейского дозора, расположившегося поблизости. Двое направились в мою сторону с явным намерением задать кое-какие вопросы, но я решительно выступил: «Подальше от ульев, товарищи! Пчёлы могут изжалить!» Красноармейцы живо отпрянули.

День стоял солнечный и жаркий. Отвратительная кожаная шапка, что покрывала мою голову, была лишена какого бы то ни было проветривания и так распалилась на солнце, что казалось, будто голова моя в печке. Это становилось невыносимым, временами я был близок к обмороку и мог свалиться с лошади. А ведь раньше я столько раз проезжал по этой же самой дороге при погоде ещё более жаркой и никогда не испытывал неудобств. Но пользовался я тогда тропическим шлемом или лёгкой фетровой шляпой.

Не раз по пути встречались нам комиссарские разъезды: очень приличного вида экипажи с отличными лошадьми, всё краденое, разумеется. К счастью вид мы собою являли самый что ни на есть мирный и не вызывающий подозрений, а большевики не испытывали особого рвения приближаться к ульям, полным раздражённых от жары пчёл.

Весна была в полном разгаре, воздух чист и прозрачен, небо тёмно-синее без всяких признаков облачности. В пути я не раз был свидетелем весьма любопытных сценок, которые я рискнул бы назвать «воробьиным боем за приз». Тут и там вдоль дороги встречались компании этих птичек, кругом расположившихся как бы вокруг арены, в центре которой парочка самцов-«петушков» сражались друг с другом в самом решительном поединке. Внимание аудитории, без сомнения, было целиком поглощено зрелищем. Даже когда лошадь моя была на грани того, чтоб растоптать бойцов и зевак, те неохотно разлетались лишь в самые последние мгновения. В Туркестане встречается т. н. индийский воробей ( Passer indicus ) (40) , который несколько отличается от европейского. Никогда я раньше не наблюдал ничего подобного и не слышал о боях воробьёв в присутствии «зрителей», хотя нечто подобное, как известно, происходит у тетеревов и отчасти у турухтанов ( Machetes pugnax ), известных своей драчливостью.

К ночи мы достигли речной долины, где верблюды уже не могли двигаться далее, и мы вынуждены были нанимать ослов. Расположились на берегу стремительной горной реки, развьючили верблюдов и тотчас же отправили их вниз. Я остался в одиночестве.

Довольно необдуманно я выбрал место для ночлега под навесом полуразрушенной сакли. В итоге всю ночь промучился из-за укусов огромных чёрных клопов ( Reduvius fedschenkianus , Ошанин) (41) . Сии ужасные твари достигают дюйма в длину, имеют длинные острые клещи, коими вонзаются в кожу, оставляя после укуса красное пятно, которое шелушится и жжёт ещё долгое время. В стародавние времена туркестанские ханы имели обыкновение сажать преступников в глубокие ямы, наполненные этими мерзкими насекомыми. Именно так поступил эмир Насрулла с двумя британскими офицерами, полковником Стоддартом и капитаном Конолли (42) , прибывшими в Бухару с дипломатической миссией в 1842 году. Подвергнув столь изощрённой пытке, несчастных извлекли и публично предали казни.

На следующее утро я направился вверх по долине к ближайшему горному кишлаку, населённому таджиками – потомками персидской части населения Туркестана. Там разыскал я старого своего друга Османа, спутника многих моих путешествий в окрестных горах, где мы обычно охотились на таутеке или горного козла (Carpa sibirica). Раньше эти животные здесь водилось во множестве. Кишлак мы покинули рано следующим утром и двинулись дальше в горы. Сразу же начался крутой и утомительный подъём, а потом открылась небольшая долина, где зелень полей клевера и кукурузы чередовалась с зарослями грецкого ореха. Кишлак по одну сторону дороги утопал в тени садов, там же размещались и сакли местных жителей. Сладкий шиповник был в полном соку и плоды шелковицы уже созрели. То и другое составило мне приятное лакомство.

Весеннею порою подобные горные долинки являют красоту необыкновенную; дожди идут весьма часто, воздух приятен и свеж, притом отнюдь не холодно даже ночью; зелень полей и деревьев поражает своей яркостью, а цветы изобилуют повсюду. Отвесные скалы, не покрытые растительностью, окраску имеют красноватую, подобно глинам тропического пояса. Как это великолепно гармонирует с зеленью, голубизною неба и белизною нежных облаков! Весь пейзаж даёт чарующую картину неиспорченной природы. Понятно, что бегство моё в глубинку горной страны прочь от мира «коммунистических идей» явилось бальзамом утешения для моей измученной души.

Двигаясь дальше, мы пересекли глубокую лощину, по дну которой среди валунов стремился горный поток. Бывшая до той поры относительно удобной дорога здесь заканчивалась, и нам потребовалось приложить немало усилий и времени, чтобы проложить ослам путь среди нагромождения камней в русле. Дальше по крутому склону ущелья следовал сложный и утомительный подъём. Изумительные цветы и довольно редкие виды растений попадались всё чаще и чаще. Преодолев несколько теснин (gorges – узостей, завалов – пер.) мы очутились в чащобе тёмного леса из внушительного размера деревьев грецкого ореха вперемежку с дикой яблоней, терновником, клёном, боярышником и деревьями каркаса южного ( Celtis australis ) (43) . Лес покрывал все склоны горы и простирался далее в низ ущелья, откуда доносился шум горной реки. Довольно узкая звериная тропа, частью заросшая, прихотливо извивалась по склонам в тенистых зарослях. Лесные прогалины и поляны покрыты кустарником очаровательных плетистых роз и других цветковых растений. В целом картина напоминала хорошо ухоженный парк.

Погода стояла наиприятнейшая, прохладная; воздух насыщен благоуханиями дикорастущих цветов и трав. В столь дивной обстановке передвигались мы некоторое время то по местности сравнительно открытой, то через почти непроходимую чащобу, то по кромке скал, то через оползни и завалы, где путь приходилось расчищать для прохода навьюченных животных. Спустились в очередную глубокую лощину, заросшую лесом и кустами шиповника с белыми и жёлтыми ароматными цветами. Выходы белого известняка обрамляли ущелье. Перейдя через горный поток, преодолели трудный подъём противоположного склона, где тропа была частично смыта дождями, и наконец достигли приемлемого для стоянки места в тени внушительной кроны грецкого ореха.

Осман, пообещав доставить мне хлеб и другие насущности, отправился вместе с ослами в обратный путь, а я остался один со своими ульями. Местность вокруг была изумительно хороша, растительность изобильна. Ручей струился внизу неподалёку, лес полон интересных птиц и растений. Я бывал здесь раньше с охотою на кабана, но то было осенью, когда вследствие летней засухи подобного изобилия не было и в помине. Уже начинало темнеть, и я приступил к обустройству спального места прямо на земле под деревом.