Павел Назаров - Беглец в просторах Средней Азии

С запада надвигались грозовые облака. Я срезал несколько ветвей, нарвал травы и соорудил себе ложе, чтобы уберечься от воды, когда хлынет дождь. Ещё несколько ветвей, моя шинель и прихваченный мною небольшой кусок брезента послужили своего рода навесом над постелью, в которой я и расположился на ночь. Дождь, начавшись отдельными каплями, вскоре перешёл в сплошной ливень. Гром, раскат за раскатом, эхом вторился среди скал, пока не слился в сплошной рёв; непрерывные вспышки молний высвечивали фантастическую картину бури в лесу, меня окружавшем. Внизу в каньоне шум горного потока становился всё громче и яростнее, по мере того как вода в нём прибывала. Вскоре я под моим шатким временным навесом промок до нитки. Воистину лесная обитель встречала меня отнюдь не гостеприимно.

Гроза, однако, вскоре утихла, но дождь длился до рассвета. Я спал, если можно так выразиться, лишь урывками, впадая время от времени в бессознательную дремоту. Утром поднялся под проникновенное пение соловья. Наш среднеазиатский вид этой птички ( Daulias hafizi ) не столь совершенный певец как его европейский собрат, ни по длительности пения, ни по его разнообразию, но голосок имеет особо громкий и пронзительный.

Утро было чарующим, тёплым и прозрачным. Трава мокрая и скользкая до такой степени, что по травянистым, достаточно крутым склонам невозможно ходить. Лишь с большим трудом, цепляясь за кусты и опираясь на посох из ветви дерева, мне удалось достичь реки на дне лощины. Вода в ней была мутна, поток нёс обломки растений. Однако выше по противоположному склону нашёлся отличный источник чистой воды прямо под кустом спелого шиповника. Я соорудил около него нечто вроде шалаша из камней и веток.

Не удалось мне накануне приготовить запас сухих дров, а теперь не было возможности развести костёр хотя бы для чая; всё вокруг было сыро и влажно. Оставалось только сушить постель и одежду на солнце.

Только к вечеру следующих суток просохло настолько, что можно было пройтись и осмотреть окрестности. В местах, заросших дикой яблоней и боярышником, лес был почти непроходим, зато встречались чудные тенистые поляны вокруг отдельно стоящих огромных деревьев грецкого ореха. Ниже среди скальных выступов на откосах возле речки рос миндаль, а по верхам, где суше, на самых крутых откосах – фисташка со своими широкими причудливыми кожистыми листьями, красивыми гроздьями плодов, пока ещё зелёных и незрелых.

В густой тени деревьев земля сплошь была покрыта мягкой бледно-зелёной так называемой «стреляющей травой» – низкорослым растением с мясистым стеблем и пятнистыми листьями. Интересен плод его – небольшой стручок. Когда он поспеет, то при малейшем прикосновении с треском раскрывается, образуя несколько узеньких пластинок, тут же свивающихся в спиральки, семена же при этом разлетаются вокруг так, будто ими выстрелили. Проведёшь ладонью по такой траве и почувствуешь что-то вроде слабых электрических разрядов. Редкое растение из тех, что, подобно животным, мгновенно реагируют на механический контакт.

Кое-где встречались сладко пахнущие белые тюльпаны на длинных стеблях. Также два интересных вида аронника ( Arum ): один из них, Arum korolkovy , имеет цветки зелёные с жёлтым пестиком, которые дают в конце сезона красные ягоды; другой, Eminium lehmanni , отличается очень необычной окраской. Цветок весь из себя бархатисто-тёмно-пурпурный, иногда с фиолетовым оттенком, он выглядит столь необычно, что местные никогда его не трогают, приписывая ему всякого рода опасные свойства. Среди скал вдоль реки произрастают многочисленные папоротники, в том числе гравилат речной , очень редко встречающийся в Туркестане. Затем статные скопления эремуруса ( Eremurus ) (44) с огромными стеблями бледно-розовых соцветий: два вида E. Robustus и E. Kaufmanni. Оба введены в культурный оборот садов Европы из гор Туркестана, я мог любоваться ими в Хэмптон-Корт (45) и на балконах флористов Лондона. Интересен вид полуплетистой розы, кизильника Cotoneaster , белая древесина которой превосходна для изготовления тростей и рукояток инструментов. Встречался также особый род жимолости, среди местных именуемый иса мусса , также очень ценящийся, особенно среди духовных лиц – мулл, как материал для посоха. Если содрать кору, то на твёрдой желтоватой, подобно слоновой кости, древесине этого кустарника ясно проявляется как будто искусно выгравированный узор.

Мелисса лекарственная, Melissa officinalis , распространенная всюду в изобилии, наполняла воздух лимонным запахом. Для меня сия трава оказалась ценной особенно потому, что если натереть ею лицо и руки, то можно работать с пчёлами без защитной маски. Она же обладает свойством отпугивать комаров, так что я от них не страдал. Хороша она и в высушенном виде как приправа. Рис, сваренный с добавкою мелиссы и изюма, представляет собой отменный пудинг. Конечно, я интересовался здешними лесными богатствами не только как натуралист, но и как путник, стремящийся обеспечить себя пищей, ведь мои собственные запасы были скудны.

На самой вершине горы, выше границы леса, на узком участке альпийского луга я обнаружил эремурус замечательный ( Eremurus spectabilis ) (46) . Молодые листья растения съедобны и очень вкусны. Нашлось и другое характерное для Туркестана растение, рябчик Северцова ( Korolkovia severzovy ) (47) , с круглыми мясистыми луковицами – хороший овощ, если изрядно проварить. На одной поляне близ моего лагеря рос в изобилии щавель, который очень хорош для добавки в супы, он как раз поспел для сбора. Чуть ниже произрастала сыть длинная ( Cyperus longus ) (48) , корневища которой служат хорошей приправой, особенно к грубой и однообразной пище. В такой обстановке, даже при полном отсутствии продовольствия, я смог бы, наверно, прокормиться кореньями и листьями. Благодаря провидению, я имел возможность узнать, чем богат туркестанский край, и какую пользу можно извлечь из его природных богатств.

В течение нескольких дней обследовал я все окрестные ущелья, некоторые из которых очень интересны и картинны. Лес в долинах, тип которого известен как «фруктовый лес Туркестана», распространён в горах, особенно в Ферганской области. Я не сомневался, что поздним летом и осенью этот лес обеспечил бы меня достаточным количеством плодов. Однако существовала опасность, что местные жители начнут появляться здесь во множестве для сбора урожая, а это меня отнюдь не вдохновляло. Ведь мог последовать и неожиданный визит агентов ЧК, а те особенно подозрительно относились ко всем неподнадзорным русским.

Трудно судить однозначно о происхождении фруктовых лесов. Деревья грецкого ореха очень широко распространены в горах Туркестана и, несомненно, представляют собой остатки обширных лесных массивов, покрывавших эти края и киргизские степи вплоть до Урала в период плиоцена (49) . Фисташковое и миндальное деревья с их чудесными плодами являются, очевидно, эндемиками (50) Туркестана. Дикорастущий миндаль (51) обладает замечательным ароматом, но оболочка плода чрезвычайно жёсткая. Фисташка (52) произрастает обычно в сухих предгорьях Туркестана и некогда занимала большие площади, но почти полностью была истреблена ещё в древности горнодобытчиками, которые предпочитали использовать уголь из твёрдой древесины этого дерева для выплавки металлов из руд. Равно и верблюды беспощадно вредили этому чудному дереву, поедая их листья и молодые побеги, так что теперь фисташку можно встретить лишь там, где верблюдов нет.