Павел Назаров - Беглец в просторах Средней Азии

Целых две недели дождь лил беспрестанно, ливень перемежался с порывами ветра, молниями и градом. Наконец после особенно сильного натиска бури, заставшей меня на открытом месте и принудившей укрываться вместе с лошадью от града под накидкою, пробилось, наконец, солнце, сгинула облачность, и настал длительный промежуток отменно ясной погоды.

Природа пребывала теперь в полной красе своей: места невозвышенные уже покрылись густою зеленью трав и ковром цветов разнообразных и чудеснейших, средь них и мой в Туркестане любимейший тюльпан ( Tulipa greigii ) (106) , с его широкими пятнистыми листьями, расцветкою подобными леопарду. Нигде тюльпан не достигает столь больших размеров, как в Семиречье: толстый стебель его длину имеет более 60 см, а тёмно-красный цветок – размером с чашку.

Холмы, что повыше, покрылись ярко-зелёной невысокой, нежною травой, чрез которую по всем склонам пробивались тысячи тюльпанов иного вида, Tulipa hesneriana (107) , золотисто-жёлтых, розовых, белых, бело-розовых, жёлтых и красных, в любом разнообразии расцветок, и все с изумительным ароматом. Воздух был свеж и бодрящ, исполнен дивных ароматов. Таковую картину помнил я с дней моего детства в степях Оренбуржья, где по весне как раз такие тюльпаны украшали травяные пространства.

Весна была уж в полном разгаре. Дороги открыты. Пора настала готовиться к длительному и опасному путешествию. Официально считалось, будто я направляюсь далеко в горы для геологической съёмки.

Мои друзья организовали прощальный пикник, во время которого мы набрали массу грибов, а также цветов лютика ( Adonis vernalis ) (108) , что так ценится в больницах при недостаточности лекарственных средств.

Чувство глубокой грусти сжимало сердце моё при расставании, возможно навсегда, со всем тем, что было мне столь дорогим при жизни в любимом мною Туркестане, где провёл я лучшие годы жизни своей, изучая природу края и его минеральные богатства. Предстояло мне изнурительное странствие в земле неведомой, одинокое и бесприютное существование в бедности, без друзей в стране чужой, незнакомой…

Но чтобы достичь хотя бы этого, надо было ещё незамеченным выйти за пределы «социалистичекого отечества» через кордон, ныне бдительно охраняемый Красными пограничниками. Правительство рабочих и крестьян не позволяло никому покинуть пределы созданного ими рая на земле, таковое дело возможно было осуществить лишь с риском для жизни.

Из Ташкента прибыл мой друг с тревожным для меня известием: советские власти установили, что я скрываюсь где-то в Семиречье, и отдан приказ местным органам ЧК сделать всё возможное для моей поимки. Стало жизненно необходимым убираться из Пишпека как можно быстрее.

Дабы сбить с толку их агентов и замести свои следы, я устроил дело таким образом, будто официально командирован в окрестности озера Балхаш с целью разведки полезных ископаемых, а на самом деле двинулся прямо в противоположную сторону, на юг, к ущелью реки Нарын, что на границе с Китаем близ Кашгара.

Я выехал из Пишпека 18-го мая (1920 г. – пер.) на небольшом экипаже, запряжённым тройкой лошадей. В мои намерения входило воспользоваться одной лошадью на пути от границы до Кашгара, а повозку с двумя остальными отправить обратно. На сей раз извозчиком был молодой киргиз Азамат-бек, смышлёный парень, чья надёжность не вызывала сомнений. Ранее он был весьма богат, но в 1916 году разорён совершенно. Тогда во время восстания русские похитили всё его имущество и запасы, убили престарелого отца его, несмотря на то, что оба к русским были доброжелательны. Сам Азамат немало для пострадавших сделал, например, избавил от плена семнадцать русских девушек и женщин, которых киргизские повстанцы угоняли в Китай. Конечно же, я не посвятил его в детали моих намерений, и он не догадывался о том, куда я направляюсь, а просто полагал, что совершаю обычную свою поездку в горы.

Погода установилась чудесная, тёплая и ясная. Всё вокруг зеленело, степь пестрела разнообразием цветов всяческого вида. Взгляд привлекали тёмно-синие колокольчики чудесных лилий ( Ixiliridion tartarica ) (109) , что способны расти повсюду и достойны внедрения в садоводство. Другой очаровательный весенний цветок, который заслуживает внимания любителей цветоводства, – это миниатюрная разновидность ириса нежно-фиолетового оттенка с удивительным запахом; он может произрастать из луковицы в самых крошечных горшочках и очень подходящ как для закрытых помещений, так и в саду в качестве альтернативы крокусам.

Заночевали в Токмаке, а следующий день как раз пришёлся на большой православный праздник, Вознесение. День был чудесный, солнечный, и мелодичный звон больших колоколов разносился в спокойном утреннем воздухе. В последний раз внимал я гласу родной церкви, будто прямо к сердцу моему взывавшему!

По окончании церковной службы толпа прихожан вывалилась из храма, мужчины и женщины в ярких разноцветных одеждах и косынках. Собравшись вдоль церковной ограды, они составили яркий и своеобразный фон для военного парада, который долженствовал быть вскоре – парада Красной армии на манер дней стародавних, когда подобное действо было неотделимо от важных церковных праздников. Поводом служила вторая годовщина рождения Красной пролетарской армии. Якобы-большевики Токмака оставались верны своим повадкам, просочетав коммунистическую демонстрацию со старинным русским церковным праздником.

Я устроился на большом камне поближе к ораторам, откуда мог всё хорошо наблюдать и слышать. Произносимы были пламенные речи, равно русскими и мусульманами. Ораторы изгалялись в красноречии по поводу насущной необходимости «общенародного вооружения» ради поддержки «мировой социалистической революции». Дескать, Царская армия создана была империалистами ради всемирного кровопролития, защиты интересов капиталистов и помещиков, но вот теперешняя Красная армия создана для защиты «трудящихся масс и интересов мирового пролетариата». «Капитал отныне уничтожен, – хрипели они, – и осталась лишь задача единения и вооружения международного пролетариата и создания всемирной Красной армии, а потом наступит век всеобщего благоденствия, товарищества всех наций, мир во всём мире, “священная империя трудящихся масс”. Оружие пребудет лишь в музеях, пушки переплавят на сельхозорудия».

Я слушал, и мне казалось иногда, что оратор говорит с иронией и лукавством, едва сдерживая улыбку от собственных слов своих, вида своего и всего этого вычурного, вздорного и смехотворного жаргона, к которому верховная власть его приучила, и на котором приходилось ему читать проповеди перед публикой. Всю эту комедию разыгрывал приличного вида парень, бывший капитан царской армии, который и командовал теперешним парадом.