Анатолий Салуцкий - Немой набат. Книга третья

Старикан, этот осколок разбитого вдребезги, но по недосмотру властей недовымершего на окраине жизни поколения, обычный гулятель на свежем воздухе, оправил одежду и молча, презрительно отвернулся от полицейских. Искренне спасибствовал Дмитрию, потом с возмущением запыхтел дребезжащим голосом:

— Полицейщина! У них план по штрафам, об их головы можно пасхальные яйца разбивать. И теперь я должен голосовать за Собянина, за Путина? Да ни в жисть!

Тот случай и побудил Соснина глубоко задуматься о происходящем.

Слой людей, оскорбленных жизнью, в последние годы заметно расширился, а коронавирусный карантин многих оставил без работы, без денег и закрыл туманами завтрашний день. Но одновременно запретил, похерил митинги-путинги, вернее сказать, антипутинги, выпускающие пар недовольства. Фэйсбучная либертусовка сходит с ума, бесится от бессилия, от негодования, спертый воздух карантина не дает дышать, в сетях гражданская война. Народ загнали в гаджеты, в онлайн. Новости идут потоком и без смыслов, смыслы оторваны от новостей. Телега «Незыгарь», на который подписался Соснин, гонит такую пургу, что света белого не видно. Против ЛОМов, которыми кремлевские пропагандоны нашпиговали телеграмм-каналы, нашлись приемы, и Лидерам Общественного Мнения с их неуклюжими мифами не удалось утвердить в Сети позитив, на что, по тому же «Незыгарю», из Кремля впустую швырнули три лярда денег. Прожорливый режим! Пена этих огнетушителей пока гасит проблески оппозиционных надежд, но что будет после эпидемии?.. Соснин был знаком с доктриной Авена о винерах и лузерах, о победителях и неудачниках, относя себя конечно же к винерам, — увы, роль второго плана, зато лучшая. Но сейчас его потенциал втуне, потому что в Кремле Путин. Дмитрий отлично помнил методичку, пришедшую сразу после Крыма, — она и сейчас в ходу, — которая гласила: все, что делает Путин, плохо. Сегодня установка диктовала формулу: если он проиграет битву с эпидемией, гнать его, не справился; если удастся отразить нашествие коронавируса — значит, недопустимо жестокими методами, варварски попирающими святые принципы личной свободы. Оставался в силе и общий подход: ничего не предлагать, все критиковать. Да, Соснин не был новообращенным антипутинским прозелитом. Давно определившийся в отношениях с «рыжымом», в теперешних тупиковых для власти обстоятельствах он вышел на забавный, ироничный мем, достойный, по его мнению, воспроизведения в новогазетчине: «Вперед, к новым тупикам!» Господи, сколько их уже было, этих рывков, прорывов, вставаний с колен! Он обнулил свои президентские сроки — ну и что? Все равно в экономике он словно дровосек в ботанике.

Наступило кризисное время с его новыми возможностями для мягкого удушения. Соснин в свое время взял полугодовой курс в Стэнфордском университете, где готовили медийщиков для России, понимал подспудные смыслы медийно-разведывательной работы и предвидел, что информационная атака на Путина должна заметно усилиться. Путинославщики и путиносливщики пойдут врукопашную. «На похоронах Алексеевой был, а академика Алферова и маршала Язова не почтил!» — это уже вчерашний день, слабо. И значит, вирусную паузу предстояло использовать для обдумывания негативных вывертов, способных привлечь внимание Боба. Больше национального нигилизма!

Эти размышления логично сплетались с вдумчивостью касательно своего кармана — с левым заработком, который очень к месту подкинул Суховей. Пьянящий доход! Хор-роший кусок! Но дело даже не в этой «джинсе», — выходит, работа на Боба дает возможность получать выгодные заказы со стороны. Вспомнил вильнюсское знакомство с Валентином и в очередной раз изумился, какой мощный жизненный скачок сделал этот забитый жизнью мужичонка, несомненно ставший некой «вещью в себе». Видать, исправный чиновник, не разночинная посредственность! И все — благодаря ему, Соснину! Но теперь они повязаны общим денежным интересом — наверняка Суховей в доле. Говорит, что после рождения ребенка Глашка круто изменилась, хочет жить по-человечески. На памперсы не хватает! Конечно, шутит, прибедняется, к тому же он тот еще мот, чистый Плюшкин. Сто пудов, живет взятками — как все служаки. Но сидит и впрямь не у бюджетного корыта. Пока! Конечно, Боб будет толкать его вверх. Надо держаться вместе, мы с ним на одной поляне. А Глашка, эта лимитчица, — из грязи в князи, ну и дела!

Суховей звонил часто, а заезжал редко. На жалобы о карантине, из-за которого тормозится размещение компромата, отвечал успокоительно:

— Димыч, сейчас как на войне, всем плохо. Встали все дела, кроме антивирусных, я же знаю, в чиновном улье сижу. Мы с заказчиком договорились обождать, пусть жизнь в берега войдет. Сиди и не дергайся. Зато потом так хлопнешь дверью, что штукатурка посыпется. Считай, тебе повезло, успел до «короны» домой примчаться. Вот представь: лежишь в литовском транзитном тупичке на своей оттоманке... Хватил бы фунт лиха. А тут, в Москве, недаром гамбургеры уплетаешь.

— Считай, на последний чартер успел, — самодовольно откликнулся Димыч.

Они чаёвничали с пирожными, привезенными Валентином, и сам собой завязывался разговор о завтрашних днях, в котором, как всегда, солировал Суховей.

— Возьми, Димыч, прошлый год. Чем он был интересен?

— Ну-у, много чем, всего не ухватишь.

— А тем он был интересен, Димыч, что наша элита давно начала активную подготовку к жизни без Путина. С двадцать четвертого года, разумеется. И на Западе к этому готовились. Пересменка в Кремле! Самое удобное время посадить на трон своего человечка. В Панаме помнишь? Сволочь, но своя! И вдруг — облом с обнулением. Что делать? Ну скажи, что им делать?

— Валентин, не егози, излагай все сразу, я же слушаю.

— А ты тренируй мышление, умничай... Сначала, Димыч, надо очухаться от сюрприза и крепко подумать. А думать-то и не получилось: коронавирус ударил, пандемия, о себе заботиться надо. Поэтому стратегические решения отложили, скажем, до осени. Но это на верхах. А наш с тобой винтроп — я его в нарицательном смысле здесь называю, как бы со строчной буквы, для обобщения, — ему-то что делать? Он-то не может в полугодовой отпуск уйти. Он бдящий соловей. Значит, должен ударно готовить почву под любую задачу, которую потом спустят сверху. Усвоил, Димыч?

— У тебя, как всегда, сперва артподготовка. А сказать-то что хочешь?

— Я хочу сказать, — Суховей смачно откусил «Наполеон» и говорил с набитым ртом, — что Боб сейчас займется укреплением агентуры влияния. И скажу по секрету, признаки уже есть. Говорю к тому, чтобы ты это усек и учитывал. Я ведь не забыл, что ты для меня сделал, и сейчас хочу после компроматной истории оставить тебя в Москве. Понял, господин Недоум?