Анатолий Салуцкий - Немой набат. Книга третья

Помолчал. Как показалось Катерине, обдумывал какую-то новую мысль.

— Знаете, уважаемая, вот верный ленинец, а правильнее бы сказать стихийный троцкист Хрущев, тот истязал Церковь особо. Сколько при нем — никогда не было снесено столько храмов. Да каки-их! Александр III пятиглавые соборы на центральных площадях по всей России возводил, да где они? Никитке спасибо. Он-то личность не историческая — скорее исторический анекдот... Сей год празднуем 75-летие нашей Победы. Кстати, уважаемая, знаменитый Парад Победы 1945-го, он ведь на день Святой Троицы пришелся. Знамение! Да, спустя десятилетия в научном споре можно о Сталине много разного сказать, и все будут правы; потомки тех, кто пострадал, не в силах избавиться от мстительного искушения. Я бы в такой диспут ввязываться остерегся, ибо земные перегородки до неба не доходят, там, — показал глазами на небо, — высшие сущности. Есть суд кесаря и суд Божий. И сожалею, что среди священноначалия, кто с панагией, есть любящий высказаться на эту тему, для него это словно музыка.

Продолжил, как бы размышляя:

— Смотрите, уважаемая, коммунисты кончились, Советы кончились, а Россия осталась. Ее ипостаси ХХ века были покровом Святой Руси. И Церковь Православная осталась. И Сталин в народной памяти остался. Вымарывать его из русской истории, оптимизировать ее равнозначно беспамятству. А беспамятство через букву «с» пишется, это козни бесовские. Много у нас таких беспамятных, зорких к чужим ошибкам, слепых к своим просчетам, но пока эта саранча еще пешая. Не приведи Господь, на крыло встанет... Молюсь коленопреклонно, чтобы скорее явился у нас Родомысл с верными словами о том, как уберечь от напасти наше пространное и просторное Отечество.

Опять помолчал.

— Священство, оно по природе своей мыслит историческими категориями — Писание обязывает, две тысячи лет. И когда случайно обнаружил в старом журнале прощальное слово о Сталине патриарха Алексия I, кажется, лучше стал понимать теперешнюю церковную стеснительность в этом вопросе. Те, кто фестивалит ненависть вокруг Сталина, они же, в большинстве своем, и Русскую Православную Церковь поношению подвергают. И Церковь во избежание трений с нынешними противосталинскими лидерами общественного мнения как бы уступила им историческое поприще. С нашим митрополитом почетным Софонием — за пределами храма мы с ним по имени-отчеству, он давно на покое — такие беседы ведем в согласии безукоризненном. Он у меня в далекие годы ставленническую присягу принимал.

Вдруг встрепенулся с улыбкой:

— А знаете, о чем мы с его преосвященством мечтаем, вернее бы сказать, где мы в мечтах своих летаем?.. Чтобы в Крыму воссоздали когда-нибудь, уже после нас конечно, храм Святой Софии, пребывающий сегодня как мечеть.

Отец Симеон перекрестился на золотой купол, глубоко вздохнул. Катерине показалось, будто он душу облегчил, совершив некое очень важное для него деяние. Конечно, священник не мог назидать о своих исторических изысканиях с амвона, похоже, он и не стремился к широковещанию. Ему достаточно было одного слушателя, важно было выговориться, пустить в мир свое личное понимание темы, от которой людская память будет кровоточить до тех пор, пока не удастся найти исторический компромисс. Как бы подводя итог, обращаясь уже не к Катерине, а мысленным взором глядя в будущее, он так и сказал, вернее, задумчиво произнес:

— Исторический компромисс нужен...

Видимо, главное было высказано, вершина духовного взлета достигнута, и отец Симеон начал спускаться к повседневным, текущим раздумьям.

— Да, уважаемая, стеснительность и робость, упомянутые мною, они как бы мешают священноначалию почувствовать перемены жизни, которые начали происходить после ниспосланных эпидемических испытаний. Духоносные обращения к народу лидера государства были необычными. Пожалуй, только «Братья и сестры» в них не прозвучало. — Улыбнулся, добрые глаза сверкнули задором, выждал слегка, оценивая, поняла ли Катерина тонкий намек. — После таких обращений назад пути нет. Сейчас для Русской Православной Церкви самое время громко и требовательно — да-да, требовательно! — призвать государственных мужей к особой заботе о традиционных ценностях и привычных в России обычаях публичной жизни, к очищению наших великих духовных пространств от скверны безнравственной разнузданности. Народ ныне встрепенулся, томительно ждет избавления от постыдностей, навязанных чужеродными влияниями... Русская повесть еще не дописана...

Возвращаясь домой, Катерина снова и снова перебирала в уме своеобразную проповедь отца Симеона. Она была удивлена, даже потрясена, чувствовала особую важность услышанного, однако не могла глубоко осмыслить сгусток новых представлений о жизни, которые раскрыл перед ней священник. И решила дождаться очередного чаёвничества с Виктором, чтобы рассказать ему о своем духовном приключении, попросить разъяснений.

Но едва угомонилась от переживаний, навеянных неожиданной встречей в храме Христа Спасителя, как в сознании снова возникла та долгая, с замерзаниями и отогреваниями, очередь к Поясу Богородицы и дородная коломенская Нина с ее приметой о повторяемости женских судеб.

И опять навалилась изнуряющая тревога.

8

Уже через неделю после возобновления регулярных рейсов Боб Винтроп вылетел в Москву. Двухнедельный карантин для иностранцев отменили, и включаться в дела можно сразу по прибытии, лишь слегка отоспавшись, чтобы учесть перемену дня и ночи. Но на сей раз он не рискнул бронировать номер в отеле, а предпочел гостевую малоэтажную зону посольства — ввиду пандемического форс-мажора там дополнительно отдали под временный ночлег несколько двухэтажных офисов.

Пока Америка и весь мир сражались с ковидом, службы, анализирующие геополитические расклады, напоминали растревоженный улей. Пандемия неминуемо изменит конфигурацию мировых сил, и к этому надо готовиться заранее. Где-то в тиши очень высоких кабинетов была подтверждена концепция, согласно которой перед неизбежным конфликтом с Китаем необходимо вывести из большой игры Россию. Но в России еще до вирусного нашествия случилось нечто: Путин остается у власти. Вдобавок ясно, что пандемию страна пройдет с наименьшими потерями в живой силе, что поднимет авторитет кремлевского диктатора. Новая ситуация требовала осмысления уже на том уровне, где вращался Винтроп. Бессмысленность ставки на цветную революцию, которую ранее связывали с президентской пересменкой 2024 года, становилась очевидной. Нужны иные пути решения русской проблемы. И они были найдены. В той части, в какой о них был осведомлен Боб, речь шла об «отравлении колодцев» — нагнетании противоречий в экономике и обществе, создании атмосферы хаоса, подстегивании недовольства, причем у этих общих подходов было много конкретных подпунктов. «Надо создать им небольшой адок, — формулировал для себя задачу Винтроп. — Чтобы поджарить пятки».