Анатолий Салуцкий - Немой набат. Книга третья

— А ты с Синягиным давно общался?

— Как теперь говорят, офлайн, очно, глаза в глаза — давно. А вот онлайн мы часто перезваниваемся, новые проекты наклевываются, к тому же он хочет меня кое-кому посватать. Хотя в экономике дела швах, чувствую, настроение у него на подъеме. Он же в словах не стесняется, говорит напрямую: содержимое власти начинает меняться, Белоусов намерен трансформировать систему управления экономикой, теперь либеральная выумь-заумь на нет сойдет, а коли так, Россия вот-вот вперед рванет. Дай только с вирусом расправиться. Да, кстати! Я тебе намеренно некоторые детали не рассказывал. Иван Максимыч осенью задумал учинить сугубо мальчишник, без жен. Ну, я, конечно, отказался, так и рубанул: без меня. Веруня, это дело принципа, без тебя я никуда, без тебя я теперь ничто и никто. Он перезванивает через несколько дней, говорит: твоя взяла, приедешь с женой, молодец, что заупрямился, уважаю.

Вера обняла его, стала зацеловывать.

— Да, хороший мужик Иван Максимыч. Помню, мы про чиновников говорили, он смешную байку из прошлого рассказал. Тогдашние начальники, советские, они, как и сейчас, были кабинетчиками, по телефону указания давали, в реальной жизни многое упускали. Ну, один секретарь обкома и надумал их уму-разуму научить. После совещания повез осматривать новую коровью ферму. Но ферма-то новая, а к ней ни пройти, ни подъехать, кругом жирная грязь по щиколотку. Все из машин вылезли, мнутся. А секретарь надел резиновые сапоги — он-то знал, куда едет, — и говорит: пошли, ребята! Ну, хоть ты в паркетных туфлях, а попробуй не пойди!

Вера рассмеялась:

— Да-а, круто проучил.

— Синягин мне и говорит: тот поучительный случай у меня на заметке; грязь, она не только под ногами, знаю, куда и как своих управленцев носом сунуть. Чтоб не дремали.

— Кто бы теперешних бюрократов так проучил. Помнишь, как с мамой вышло? Еще до эпидемии.

— Конечно, помню. Я водителю велел куда-то в конец Москвы ее к врачу везти.

— Представляешь, хотела записаться в райполиклинике, где тридцать лет на учете, а ей говорят: вас открепили, езжайте на Автозаводскую. Почему, отчего? Это страховщики: где пациентов мало, туда они живые души и подбрасывают, чтоб платить за них. И главное, не считают нужным ставить в известность! Люди, считай, без врачебной помощи, не у всех зять с машиной, чтобы везти куда-то на кулички. Наворотили, наоптимизировали! Койки сократили, врачей поувольняли. О чем говорить, если бывший министр Скворцова утверждала по ТВ, что сто лет назад наши предки массово лечились подорожником! Как ей орден за такие речи не выдали, не понимаю. Вот и пришлось в эпидемию из кожи вылазить. Но никто не ответил за прежние ошибки. Ни-кто!

— Знаешь, Вера, эти люди... Я ведь часто имею дело с чиновниками, пусть и не высшего разряда. Чугунные зады! Но стиль-то, он с верхов идет. Наш бюрократ твердо знает, что безнаказан за безделье и ошибки. Если на взятке подловят — да, тогда погорит. Эти люди... Это особая каста, они пришли ниоткуда и уйдут в никуда. Все, снизу доверху. Останутся Синягины, люди дела. Только их добром поминать будут.

— Пришли ниоткуда и уйдут в никуда... Сильно сказано, даже мощно. Но вот насчет «снизу доверху», тут надо подумать. На мой-то взгляд, твоя раздача как бы адресная, под нее только самые «достойные» попадают. В моем понимании это те чубайсы со строчной буквы, которые под шум перестройки вынырнули и впрямь ниоткуда, иногда без прошлого, даже с вымышленными биографиями. Словно мухи, засидели Россию, нагадили, испохабили чужие жизни и уйдут в никуда. Это их девиз, но также и их клеймо: «Ниоткуда в никуда». Ничто никогда не превращается в нечто. — Она сделала акцент на местоимении «их». — В общем, заслуженные проходимцы, носители вируса народофобии. Люди случайных происхождений, если глубже взглянуть — партия госсмуты.

Зацепившись за край одеяла, на него, вякнув, упал Ярик, и Вера подхватила сына на руки:

— Ушибся?

Ярик молча обнял ее за шею.

— Не ушибся, а испугался. Давай-ка его сюда, пусть на папиной груди полежит.

— А знаешь, что тревожит? — Вера продолжила разговор, но глядела глубже. — Прочла в Фейсбуке у госсекретаря Помпео про великую идею Запада. Сегодня «великая идея Запада» это что? Демократия с ракетами? Фарисейская политкорректность? Диктатура толерантности с гендерной битвой? Митутки? И тем не менее они используют ее на всю катушку, словно кофе навынос. Как мы раньше — социализм. А что несет миру Россия? Сформулируй... А-а, не получается. А Россия еще с «Третьего Рима» предлагала человечеству великие идеи. Но теперь на пьедестале стяжательство и пороки — подумаешь, невидаль. Даже при Ельцине искали нацидею, а сегодня — патриотизм, и точка. Но это же не идея, — чувство! И хуже всего, об идеях уже никто не думает. Путин — по макушку в текучке, а идеологов за версту не видно. Чертоги разума не при деле. Политтехнологи на коне, теоретическую мысль копытами топчут. Извини за едкие слова... Благодаря Савве Васильевичу Ямщикову я живопись лучше узнала и как бы сопоставляю ее с политической жизнью. Вот эпоха Возрождения! Художники поняли, что такое перспектива в живописи, на перспективе все классическое искусство зиждется. А в ХХ веке пришел кубизм. Что он принес? Изображение одного предмета с разных точек зрения. Да, шедевров и в кубизме немало, великое не сравнивают. Но политика наша сегодня напоминает именно кубизм: перспективы нет, по одному и тому же вопросу без устали хлещемся.

— Это, Веруня, разговор долгий.

— Именно что долгий. А ведь самое время предложить Западу нашу народную нравственность — от традиционной семьи до межнационального мира. Если по-крупному, Россия — последний оплот классических европейских ценностей, о которых миллионы людей на Западе мечтают. Человечество-то ныне гниет с Запада. Но Путину — не до того. Даже позволяет внутри страны над российской духовностью издеваться. Демократия! Великая идея Запада! Э-эх! А у нас: больше цифры — меньше духа. В вопросах теории, я бы сказала, полная беспечность, какое-то стратегическое безмыслие. Нельзя по их правилам играть, они — шулеры. — Засмеялась. — Помню, по ТВ показали юмориста Галкина: дебаты Путина с Путиным. Один только раз мелькнуло, и все. А ведь Галкин самую суть ухватил: такое впечатление, что Путин без конца сам с собой дебатирует. Ты ведь понимаешь, что это значит.

Выговорившись, умолкла.

Потом все трое со смаком, с чувством, со счастливым смехом очень вкусно перекусили. Видя, с каким удовольствием уплетают мама и папа, Ярик «составил компанию», не капризничал, сам тянулся ртом к ложке с овощным супчиком, с творожком и даже отпробовал свежепросольного огурчика. А пообедав, послушно позволив маме влажной салфеткой отереть ему губы, уставший от падений и вставаний, «наетый и напитый», сразу уснул на приготовленном для него мягком одеяльце.