Анатолий Салуцкий - Немой набат. Книга третья

— Под занавес по кружке пива?

Болжарский сделал долгий глоток, отер губы краем простыни, сказал без своей привычной слегка язвительной манеры:

— Боб, возможно, вы помните Кашпировского, который по телевидению говорил миллионам: «Даю установку!» Вас я воспринимаю в аналогичном качестве. Можете на меня положиться. Полностью... Знаете, на последнем пленуме Союза писателей — советских! — поступило предложение избрать секретарями двух очень известных в ту пору письменников, активно промышлявших партийными лозунгами и советчиной. Я их хорошо знал, у одного, кстати, певчая фамилия. Но они вдруг наглухо отказались, взяли самоотводы, и никто не мог понять почему. А примерно через год эти письменники вылезли в Киеве с жутко антирусскими заявами, напомнив, что наотрез отказались от высоких московских постов. И стали депутатами Рады. Иначе говоря, Боб, они знали, что делали, знали задолго до решающих событий. Все было просчитано наперед. Вы меня поняли, Боб? У пророков всегда проблемы с властью. Приходится выбирать: встать в очередь за милостями или же встать в позу? Я выбрал второе... Знаете, в драматургии известно: комедия — это события, а трагедия — это личность. Так вот, жизнь сегодня — комедия, а у меня своя судьба. Теперь одна забота: чтобы старость не застала в нужде и хлопотах.

Было ясно: Болжарский люто ждет перемен.

Винтроп на такси подвез это «обиталище мысли», этого полунищего пророка-сибарита, лелеющего планы на светлое будущее, в конец проспекта Мира, где он жил, и сразу забыл о нем, нацелившись на следующую встречу. Он делал свое дело.

9

Это был день любви.

Когда в Поворотихе начали осторожно послаблять карантинные строгости, Донцову разрешили по субботам наезжать к жене и сыну, однако с непременным условием: без посторонних общений. А Деда и Антонину стреножили: было велено никого в дом не приглашать. Береженого Бог бережет, деревенская спайка при вирусной катавасии только укрепилась.

Жизнь постепенно возвращалась в свои берега, однако лишь отчасти. Поворотиха погрузилась в затишье. Не слышно было шумных дачников, все еще не открылась «Засека», народ с былым усердием налег на огороды, полагаясь в основном на самообеспечение. Люди терпеливо, молча пережидали лихолетье, воспринимая его как стихийное бедствие, по счастью, не угрожающее ущербом для имущества. Но Дед ворчал: «Ох, боже, боже, спад жизни хуже бедности».

В первый свой приезд Донцов на радостях привез, считай, целый ресторан — каких только припасов не набрал в «Азбуке». Оглядывая праздничный стол, Дед и Антонина сокрушались, что не вправе назвать гостей, ведь еще с зимы мечтали о новоселье в подновленном доме. А когда Виктор вошел в еженедельный ритм, не только подсобляя продуктами, но и наставляя непубличными новостями из кругов, в которых крутился, в доме Богодуховых утвердилось спокойствие по части завтрашних дней. Вдобавок радовали телефонные звонки из Сибири — вирус никого из детей и внуков не задел, остереглись.

В общем, жизнь без постных дней.

В какой-то раз Донцов, уведомив Веру, нагрянул в пятницу вечером, и с утра в жаркий субботний день они отправились по знакомому маршруту — на лесную опушку. Теперь Ярик, свесив ножки, уже мог сидеть на плечах, но Виктор несколько раз спускал сына на землю, чтобы тот топал, держась за папину руку. Эта неспешная прогулка сама по себе доставляла уйму радостей, а уж когда всей семьей пришли к своей тенистой, нарядной березе, расстелили одеяла, разложили провизию для пикника — было им счастье.

За лето Вера загорела лицом, по мнению Виктора, выглядела роскошно. С обнаженными плечами, тугой грудью, в простом сиреневом топике, она стояла у толстоствольной березы — красавица! Донцов «щелкал» жену на ее смартфоне, свой оставил дома, чтобы полностью отключиться от дел, не жить «на нерве», ведь и по субботам дергают.

Потом лег плашмя, глядел в блеклое летнее полуденное небо, по которому плыли редкие кучерявые облака, именно плыли — банально, но очень точно. В тревожные минуты жизни ему порой не спалось, по ночам он лежал на спине и тупо смотрел в потолок, выше которого, представлялось ему, все равно не прыгнуть. Сейчас — наоборот, беспредельно высокая небесная высь рождала уверенность, что с Верой им все по плечу. Ночью на тесной верандочке цветковской баньки, куда она пришла, оставив спящего Ярика под присмотром Антонины, они упивались душевной близостью, которая умножала восторги любви. В нынешней суетной жизни, думал Донцов, поймав взглядом облачко, похожее на большую рыбу, даже на кита, такое полное слияние душ и тел — дар Божий. Все, абсолютно все, что делала Вера, — нянчила Ярика, накрывала стол, подметала дом, да просто резала хлеб, — каждое ее движение рождало в нем непреходящую радость человека, который после долгой, нелегкой дороги пришел в свой теплый, родной дом и обрел уют для сердца. Он не был восторженным юношей, очумевшим от радостной близости с желанной женщиной. Взрослым, трезвым умом он понимал, как отчаянно ему повезло, сколь замечательно повернулась жизнь, и не хотел для себя ничего лучшего, мечтая, чтобы подаренное ему сладостное счастье длилось вечно.

— Здесь чудесно, Витюша. — Она села рядом, ласково гладила его по голове.

— Знаешь, сейчас я словно физически ощущаю ток жизни. Ты, Ярик, солнце, береза — для меня и для тебя символ всего родного. Скажи, что человеку еще нужно? Я до краев счастлив. — Засмеялся. — А я ведь тебя долго, о-очень долго искал.

— А я тебя долго, о-очень долго ждала. — Взъерошила ему волосы, поцеловала в голову.

Он приподнялся на локте, обнял ее за талию, и они оба смотрели, как Ярик упорно преодолевал маленькие кочки, падал, поднимался, делал несколько шагов и снова падал в мягкую траву.

— Поднимется или ползком?

Она засмеялась колокольчиком:

— Ты, мой дорогой, во всем смыслы ищешь. Но сам же ночью говорил, что многое тебе не ясно, что надо для уяснений с профессором из Курчатовского института повстречаться.

— О! Когда был строгий карантин, я им периодически позванивал, не нужно ли чего. Дай-ка смартфон, сейчас тоже позвоню.

Лидия Петровна, как всегда, была рада «сразу узнаваемому голосу», источала бодрость и оптимизм. Потом Донцов разговаривал с Михаилом Сергеевичем, который, по его словам, ждал вакцинации, после чего можно будет приступать к широким общениям, и уповал на встречу с Донцовыми — да, да, во множественном числе.

Когда распрощался, Вера спросила:

— Видишь, твой профессор ждет вакцину. А как же с юбилеем Синягина? Он на осень намечает, но вакцина, дай бог, только к Новому году появится, а скорее к весне.

— Во-первых, Веруня, Иван Максимыч, как ты знаешь, от широкого ресторанного празднества отказался. Поскольку дата уже миновала, хочет всего лишь пригласить на дачу нескольких близких людей, и я рад, даже горжусь, что в их число и мы с тобой вошли. Во-вторых, думаю, к осени число инфицированных резко сократится, а значит, и риск заражения сойдет к минимуму. Ну и наконец, весьма вероятно, что все гости накануне сдадут экспресс-тесты. Во всяком случае, мы с тобой тест пройдем обязательно, и до, и после. Теперь это просто.