Анатолий Салуцкий - Немой набат. Книга третья

— Неожиданно... — неопределенно вымолвил Донцов. — Пожалуй, верно вы, Ирина, подметили: в капле воды мир отражается.

— А вы, бухарики мои, на закуску активней нажимайте, — засмеялась Ирина, как бы подводя черту под своей телевизионной репликой.

В квартирке было уютно, хотя казалось, негде и шагу ступить. Утолив первую жажду по части легкого возлияния и тусовочной болтовни, гости отвели душу и занедужились серьезными размышлениями. Все они, хотя по-разному, ощущали, что после отмены Медведева и обнуления путинских сроков в стране начало что-то поворачиваться — несмотря на эпидемные издержки, а возможно, и благодаря им, пусть отчасти. На Россию навалилось тяжкое бремя, и на этот раз ответ держал не народ, пребывавший в тяготах и сомнениях, а власть, обязанная защитить его от злой хвори. Добычин помнил, как перед Новым годом Дума впустую просила премьера не срезать фонд инфекционных коек в больницах, — эту затею учудила команда Медведева. Крапивное семя! А ныне в месяц отгрохали уйму новейших ковидных госпиталей. Не верится! Кстати...

— Ирина, вам, наверное, довелось лечить коронавирусных?

— Не ахти! Президентских добавок не перепало, отделение на плановом приеме держали. А кто в красной зоне работал, тем в ноги надо кланяться.

— А как ваш щирый хохол? — спросил Донцов Синицына.

— Остапчук? Считай, главный удар на себя принял. День и ночь в бою, день и ночь. Лица на нем нет. Уж на что его наши местные царьки да канцелярские крысы не жалуют, а пришлось им публично Филиппа славословить. — Вдруг завелся. — Пандемия! У таких, как Филипп, череда дел бесконечная, а у других, тухло-жарено, политический карантин. Возьми «Единую Россию». Где она? О ней и не слышно. Живет, не мозоля рук. Сервисная партия, самая крупная в России при полном отсутствии политических проявлений. Продуктовые заказы по домам разносит — и ура! Вы бы хоть за искоренение безнравственности на ТВ ратовали. Нет, не позволяют? Скажи честно: туша ЕР еще не гниет? Морг идеологий, насколько я понимаю, у нас уже есть.

Едросовец Добычин воспринял упрек болезненно:

— Жора, не жми на больной мозоль. Думаешь, мы не чуем, что во главе с Медведевым партия на выборы идти не может? Но ты лучше на коммунистов посмотри: обслуживают недовольных, выпуская пар и гарантируя Кремлю, что его курс трогать не будут. Приспособленцы!

— Думцы-вольнодумцы, — язвительно вздохнул Донцов. — Позволь, Сева, заметить, что не вам этот вопрос решать.

— А я, Власыч, позволю не позволить. Обязательная программа завершается, на носу произвольное катание с выкрутасами. Подумайте, мужики, зачем в будущей Думе правящее большинство? Дума свое дело сделала. Ближайшие десять лет конституционных законов не предвидится, а если пойдет партийный разнобой по частностям, так Путину это теперь на руку: законодатель будет старательнее, законы станут чище.

— Над вымыслом слезами обольюсь, — не унимался Жора, продолжая подначивать. — Ты все еще в доброго царя веришь?

— Ну, репей! Как прицепится... Слушай, Синицын, мы же с тобой, когда Власыча ждали, про Кипр и Мальту судили-рядили, мол, кончилась лафа бабки без налога за кордоном прятать. При Медведеве с этим делом тянули, карманы причастных лиц оберегали, а теперь мигом обладили. Ты же не можешь не сечь, — повернулся к Донцову, — все мы сечем, что президент на новый курс поворачивает.

— Президент у нас хороший, — подала голос Ирина. — А жизнь лучше не стала.

Донцов вдруг вспомнил Гостева:

— Мужики, в Поворотихе живет старый сельский учитель Иван Михайлович Гостев, личность уникальная, городским образованцам сто очков вперед даст. И когда Путин после выборов объявил прорыв, который в народе очень скоро начали называть застоем, Гостев любопытную мысль мне изложил. У нас, говорит, вытанцовывается гибрид прорыва с застоем. Ну-ка, скрестите. Что получится? Получится простой! А у Даля «простой» — это ожидание работы, потеря времени. И это не игра слов, а суть происходящего. Вот Россия историческое время и упускает.

— До чего верно сказано! — изумился Синицын.

А Донцов продолжил:

— Я его слушал и думал: страна по новым рельсам катится, машинист на скорость до упора жмет, форсаж включает, а состав еле-еле ползет, на каждом разъезде простаивает. Почему? Да все просто: панель управления собрана из БУ-деталей, и вдобавок кто-то раз за разом срывает стоп-кран. Время и уходит впустую. Что ни сделают — всегда неясно, в чью пользу и за чей счет. Я с того разговора в Поворотихе был сам не свой. Думаю: когда же машинист обновит панель управления? О цифре всем плешь проел, а сам на деревянных счетах костяшками щелкает, приход с расходом сводит.

— Сильно! — с ударением на «о» воскликнул Добычин. — Поди ж ты, как закрутил. БУ-детали это гайдайсы?

— Если гибрид прорыва и застоя — простой, то Гайдар и Чубайс конечно же гайдайсы. А может, гайбайсы, какая разница? Как ни назови, все равно к масти козыри, — откликнулся Жора.

— Вот он панель управления и поменял, — примирительно попытался успокоить Добычин. — Два года простаивал, а теперь президентскую шестилетку выполнит за два года.

Но только керосину в костерок плеснул.

— Какие два! — горячо вскинулся Синицын, словно в припадке падучей. — Восемь! Восемь лет пар в свисток гнал, как пить дать. Когда вернулся в Кремль после Медведева, его вокруг пальца обвели, опутали, небылиц надули в уши. Верхом эти бэушные на нем ездили. Чего он так долго с обновлением панели тянул? Пока совсем не приперло?..

— Хороший человек наш президент, — опять вякнула Ирина. — Старых друзей не сдает.

Донцов быстро наполнил рюмки, поднял свою, начал нараспев:

— Выпьем за Ро-одину, выпьем за Пу-утина. Выпьем и снова нальем!

Добычин подхватил перемену темы:

— Кстати, Власыч, а ты знаешь, что именно Сталин в середине 30-х категорически запретил вывоз икон на Запад? Их же списками гнали на зарубежные аукционы, чаще в Америку, между прочим, напрямую знаменитому Эндрю Мэллону, основателю Вашингтонской национальной галереи. Эрмитаж напропалую грабили. А Сталин сказал: баста, хватит им кровь русских шедевров пить! Да-а, так и было, спроси у Пиотровского, он подтвердит.

— Ребята, что-то я не поняла, при чем тут Сталин? — удивилась Ирина.

Мужчины расхохотались, и Жора объяснил:

— Это же про Сталина была песня. Выпьем за Ро-одину, выпьем за Ста-алина...

Но все-таки выпили, закусили и снова налили.

Потом Донцов продолжил линию Добычина:

— Ты, Сева, про Сталина вспомнил, а я недавно про его ненавистников кое-что вычитал. Оказывается, 15 ноября 1991 года на самом первом заседании правительства России, уже с гайдайсами, министры новоявленные заявили, что до того момента, пока их реформы не дадут положительных результатов, цитирую: «Мы отказываемся от социальных благ и привилегий». Вот какие кристально честные народолюбцы власть взяли. То бишь проходимцы, которые только личным обогащением и занимались. Можешь, Сева, подробнее разузнать о той вечере бессребреников у Шохина, он там заседал. Невыразимо грустно от такой правды. Дно!