Анатолий Салуцкий - Немой набат. Книга третья

Между тем Подлевский не шутил. Когда-то эту большую квартиру на седьмом этаже дома сталинских лет — угол Тверской и Страстного бульвара, с окнами на «Известия» и «Труд», а из крайнего правого окна и на памятник Пушкину — купил Гусинский. Не в личных целях, не для проживания — это была собственность МОСТа, чья штаб-квартира находилась практически рядом, в Трехпрудном. Недвижимость на Тверской использовали для специальных случаев, чаще всего для приватных встреч с нужными людьми. Когда империя Гусинского рухнула, квартиру начали перекупать друг у друга новожалованные олигархи путинской эпохи, и в итоге она оказалась во владении банка, где председателем правления был Валерий Витальевич. В ней по-прежнему никто не жил, слегка перепланированная и осовремененная, она продолжала служить своего рода явкой, куда порой наведывались для откровенных бесед члены правления, сам ВВ и карьерные, большой руки люди из его добрых знакомых: самый центр Москвы, удобно! Их ритуал был отработан четко: в назначенный час в квартиру прибывал официант из ресторана на Страстном бульваре — всегда один и тот же! — с набором закусок и готовых блюд; посуда и напитки «пребывали» в квартире постоянно и в избытке. Официант, которому доверили ключи, сервировал стол, менял тарелки и приборы, подавал блюда, а после завершения трапезы наводил порядок. Ни государственные, ни корпоративные секреты здесь не обсуждали, и квартиру не «чистили» техническими средствами, выявляющими жучки, — впрочем, возможно, они там были, чтобы уведомить хозяев в случае, если их недвижимость попытаются использовать без разрешения или не по назначению, под шуры-муры. Она была оборудована только для деловых встреч.

Подлевский снова предложил встретиться у станции метро «Парк культуры». На этот раз он занял переднее сиденье, а Соснин и Филоныч, слегка обалдевший от шикарного белого «порше», расположились сзади. Когда по узкому проулку с тыла подъехали к дому, Аркадий передал водителю взятый у Хитрука «напрокат» электронный ключ от дворового шлагбаума: «Иван, пусть пока он будет у тебя». У подъезда нажал нужную комбинацию цифр, и официант открыл дверь.

— Это наша корпоративная квартира, — на правах хозяина пояснил Подлевский, когда они расселись за накрытым столом, напустив туману словом «наша». Чтобы создать непринужденную атмосферу, с улыбкой как бы пожаловался: — Место для деловых встреч, но, увы, не для свиданий... Ну что, приступим к трапезе? Дмитрий, займись, — указал глазами на непочатую бутылку «Хеннеси».

Соснин шустро откупорил, сорвав знакомую ленточку, и плеснул всем коньяка — понемногу. Но когда Подлевский провозгласил «За встречу!» и поднес фужер ко рту, чуть помедлил. В Америке его однажды пригласили в еврейскую семью на праздничный обед по какому-то религиозному поводу. Пока глава семейства читал молитву, Дмитрий, подобно остальным гостям, держал в руке полную рюмку водки и, когда пришло время, с удовольствием опрокинул ее в себя. Но, поставив на стол пустую рюмку, вдруг увидел, что все с удивлением на грани осуждения уставились на него. Присмотрелся — мать честная, оказывается, по ритуалу надо было под первый тост делать лишь маленький глоток. С тех пор Соснин взял за правило в незнакомой компании сперва глянуть, как пьют другие. Не подвела осторожная сноровка и на сей раз. Филоныч-то осушил бокал сполна, а Подлевский только губы коньяком помазал.

Так и пошло: Филоныч — до дна, а Подлевский с Сосниным — по чуть-чуть.

— Никита, с вашими публикациями я знаком, регулярно читаю статьи за подписью «Черногорский», — грубовато польстил Подлевский, потому что Филоныч статьями не славился, редко выдавал что-то крупное.

Но Никита, польщенный приглашением в потаенную корпоративную квартиру какого-то олигарха — пуп Москвы! Пушкинская площадь! — лихо и быстро освоился в роли одного из ведущих мэтров журналистского цеха и на общий вопрос Подлевского, как дела, принялся отвечать мудрено, витиевато и задумчиво, словно был не рядовым бойцом информационного фронта, а по меньшей мере командармом, ворочающим политикой СМИ.

— Дело в следующем, уважаемый Аркадий Михайлович. Если раньше СМИ чаще всего называли четвертой властью, то ныне применительно к информационной сфере нередко используют термин «шестая держава». Термин, кстати, родившийся не сегодня и не вчера, а еще на закате девятнадцатого века. В ту пору Китай еще не звучал и среди великих держав числилась Австро-Венгерская империя. — Патетически воскликнул: — Держава СМИ! Звучит... Власть запросто можно теперь менять через выборы, как в Штатах дерутся сейчас «ослы» и «слоны». А держава, она незыблема!

— Но разве СМИ не зависят от власти? — поднял брови Подлевский.

— Уважаемый Аркадий Михайлович, еще как зависят! Власть всегда играет белыми, у нее первый ход. Мы же не средний класс, а очень средний. Очень! Нас со стороны, люди несведущие, как честят? Мошенники пера, разбойники печати! А зря! Да, не за копейку бьемся — за гривенник. Но и не за рубль, лишнего рубля в нашем деле не высочишь. Тянемся из последнего. Хотя есть, конечно, в нашей братве и сермяжники, и бархотники. Однако, право слово, живем-то все равно по своим законам, правилам и, — запнулся, — понятиям. Табель о рангах своя. Скажем, Познер — это обер, а Соловьев — всего лишь унтер. Кстати, подавляющее, — подчеркнул с нажимом, — подавляющее большинство тех, кто блеет у микрофона, стажировались в США. Вот и соображайте... Пиар-лакеев целая дивизия, не перечтешь. Другое дело, что... Эйнштейн как говорил? Образование — это то, что остается в человеке после того, как забывается все выученное в школе. А в интернетную эпоху тьма полуобразованных шваль-блогеров объявилась, супердилетантов, тоже в журналистскую корпорацию рвущихся. Вот уж проститня! Членотрясы, чепушилы, волосатые черепахи — дальше некуда. Да погодите, саранча эта как на крыло встанет, как взлетит тучей — всех пожрет! Мамаево побоище устроит. Кажись, еще недавно говорили просто: потоки информации. А теперь-то иначе. Уже криком кричат, да с ужасом: селевые потоки информации! Се-ле-вые! То есть разрушительные, все на своем пути сметающие. Раньше вторая древнейшая чем хромала-славилась? Грехопадением. А сейчас? Сейчас, дражайший Аркадий Михайлович, все гораздо, несравненно печальнее — о гретопадении речь пошла.

— Как вы сказали?

— Гретопадение. Грета, Грета. Как ее?.. Тумберг, что ли? Унизиться до прославления полоумной девчонки, которую СМИ чуть ли не в Жанну Д’Арк вознесли. Кумирню устроили. Самолетами не летает, океан на шлюпке переплывает — будто цистерны морских лайнеров святым духом заправляют, а не мазутом. Стыдно, горько, грешно. И затхло. Уважаемый Аркадий Михайлович, это же не трагедия, даже не фарс, — низкопробный водевиль.