Йоханнес Зиммель - Горькую чашу – до дна!

– Значит, в любое время, начиная с воскресенья. – Он улыбнулся. – Кстати, примите мои поздравления, дорогой.

– С чем?

– С такой падчерицей. Никогда не видел ничего более очаровательного!

– Помолчите.

– Я серьезно. Изнываю от зависти.

– Если вы немедленно не… Когда вы ее вообще-то видели?

– Вчера вечером. Перед отелем. Я как раз отгонял одну машину. И тут она появилась.

– С кем?

– Ревнуете, да? Я бы тоже приревновал.

– С кем?

– Не могу сказать. На нем было черное пальто. Довольно высокий и худощавый.

– В машине?

– Нет, они пришли пешком. Я спросил портье, кто эта девушка. Мужчина тут же ушел, они обменялись лишь несколькими словами. Не делайте такое лицо. Не думаю, чтобы Шерли вам изменяла. Может, просто хочет возбудить вашу ревность. Женщины вообще странные существа.

Прежде чем направиться в гримерную, я заперся с Шаубергом в моей уборной и задернул шторы. Он достал из зеленого ящика тс лекарства, какие были ему нужны. При этом, естественно, заметил отсутствие желтой коробочки с зеленой точкой. Я признался, что у меня был приступ.

– Когда?

– Вчера, ближе к вечеру.

– Кто сделал укол?

– Врач.

– Что за врач?

– Этого я не скажу.

– Тогда я прекращаю лечение.

– Тогда прекратите лечение! – Он был мне в то утро так отвратителен, что я счел эту пробу сил необходимой. – Убирайтесь отсюда! Не желаю больше вас видеть!

Он посерел. Я видел, что и его нервы на пределе.

– Мне до зарезу нужны деньги, и вы это знаете! Но я же сказал вам, что немедленно исчезну из вашего поля зрения, если какой-либо другой врач…

– Вот и исчезните! Быстро, быстро! – Что бы я делал, если бы он и вправду ушел? Но мне необходимо было его осадить, не то он сел бы мне на шею.

Он пробормотал:

– Мой риск все возрастает.

– Мой тоже. Я выложил за вас тридцать тысяч марок залога.

– Будет он держать язык за зубами, этот ваш врач?

– Да.

И вдруг его осенило:

– Этот врач – женщина!

– Нет!

– Конечно же, женщина. И любит вас.

– Нет!

– Да. И вы это знаете. Теперь мне ясно, почему вы так спокойны. Любовь – божественная сила. Ну да, тогда она, пожалуй, и в самом деле будет помалкивать. Скажите мне только одно, дорогой мистер Джордан: как вы представляете себе свое будущее?

– Скажите мне только одно, дорогой Шауберг: как мне избавиться от этой сыпи? – Я лежал голый на кушетке, и он во время нашего разговора сделал мне несколько уколов.

– Ничего страшного. Дам вам кое-что. Это от переизбытка лекарств.

– Я и сам знаю отчего. Но сыпь уже и на груди. Если она появится на лице, с фильмом покончено.

– Для тела я вам дам присыпку. Для лица, в профилактических целях, ауреомициновую мазь. Самое лучшее из того, что есть в продаже. Перед тем как лечь спать, наносите ее толстым слоем на лицо и обматываете голову полотенцем, чтобы не измазать волосы и подушку – мазь эта желтого цвета. Ведь вы спите один?

Благодаря ауреомицину и полотенцу я отныне сумею этого добиться, подумал я. Мужчина с лицом, покрытым мазью. Мужчина с головой, обмотанной полотенцем. Мужчина, вызывающий смех. За все надо быть благодарным.

– Дорогой мистер Джордан, не стану от вас скрывать, что ваше состояние немного ухудшилось.

– Немного?

– Не существенно. Как-никак работа требует от вас большого напряжения. Да и волнений, вероятно, хватает.

– Более чем.

– Вот именно. Сколько времени продлятся съемки?

– Еще двадцать семь дней.

– Гм.

– Что значит это «гм»?

– Мне придется применить новые средства.

– Какие?

– Более сильные. Может быть, немного мышьяка… – Вид у Шауберга был довольно-таки удрученный. Наверное, дела мои были из рук вон плохи, раз он не мог совладать со своим лицом. Вероятно, опять подумал о деньгах. И вдруг заулыбался как-то уж слишком радостно: – Не беспокойтесь! Мы играючи с этим справимся! Теперь, когда я живу в том же отеле, мне куда легче следить за вашим состоянием.

Голос из динамика напомнил:

– Мистер Джордан, вас ждут в гримерной.

– Мне пора, – сказал я. – Дочь приедет около десяти.

– Я подожду.

– Хорошо.

– Мне следует еще получить от вас деньги.

Я дал ему два чека, которые были у меня в бумажнике, каждый на 8000 марок наличными.

– Но ведь целую неделю меня с вами не было…

– Зато вы дали мне лекарства и инструкцию по самолечению.

– Вы очень щедры. – Он покраснел – впервые за все время нашего знакомства. – В самом деле очень щедры, благодарю вас.

– Ладно, чего уж там. Напишите на оборотной стороне чека какую-нибудь фамилию, когда предъявите чек к оплате.

– Ясно.

– Шауберг?

– Да, дорогой мистер Джордан?

– В воскресенье мне придется уехать из Гамбурга…

– Как только закончу с вашей дочерью, могу в любое время прибыть к вам в качестве вашего шофера, так что не бойтесь.

– Я не о том. Шерли останется в Гамбурге одна. И она… – Я запнулся, потому что мне стало стыдно. – И она, вероятно, вновь увидится с этим человеком, когда меня не будет рядом. Или же он придет к ней.

– Ах, вон оно что.

– Мне необходимо знать, кто он. Можете помочь мне это выяснить?

– Запросто. У меня полно друзей. Попрошу кое-кого из них помочь. Следует ли набить этому молодчику морду?

– Ни один волос не должен упасть с его головы. И оба ни в коем случае не должны заметить, что за ними следят. Я хочу только узнать, кто он.

– Будет сделано в лучшем виде. Да, еще кое-что вспомнил. В ящике с лекарствами сверху я обнаружил листок с какими-то детскими каляками-маляками. Это вы положили?

Мишин рисунок!

Я вдруг заорал как безумный:

– Пусть лежит! Не прикасайтесь!

Впервые за время нашего знакомства я увидел жалость в его безжалостных глазах. Он вздохнул.

– Почему вы вздыхаете?

– Потому что мне искренне жаль вас, мистер Джордан, – сказал он, пряча шприц и стетоскоп в карманах комбинезона. – Бедняга.

Все это было утром 23 ноября.

В 10 часов я познакомил Шерли с Шаубергом. Он осмотрел ее в пустой монтажной, пока я был занят на съемочной площадке. В обеденный перерыв Шерли пришла ко мне в уборную. Она сказала, что осмотр занял совсем мало времени.

– Он считает, что для него это дело – сущий пустяк. И уехал на твоей машине. Почему ты так на меня смотришь?

– Больше тебе нечего мне сказать?

Она посмотрела мне прямо в глаза и отрицательно покачала головой. Она была бледна, серьезна и так хороша, что у меня кольнуло сердце.

– В самом деле нечего?

– Нет. А тебе?

– То есть?

– А тебе – тоже нечего мне сказать?

– Нет. Впрочем, есть! – И я рассказал Шерли про разговор с Грегори. – Следует предположить, что Джоан все знает, – заключил я.

– В этом случае она обязательно поговорила бы со мной, по крайней мере со мной.