Сабир Мартышев - Дурная кровь (редакция 2003 г)

– Я не лупоглазая кукла. Это во-первых. А во-вторых, ты все равно не прав. Вера, конечно, любит фокусы выкидывать, но я тоже могу поступать, как захочу. И порвать с ней в любое время.

– Неужели? Как захочешь? В любое время? – улыбнувшись, спросил Денис. – А насколько ты уверен в своей свободе? Люди вообще приписывают себе обладание гораздо большей свободой, чем та, которой они довольствуются в действительности. Ведь это так льстит их самолюбию.

Он докурил сигарету и достал еще одну.

– Кроме того, ты, как и многие другие, наивно полагаешь, что действуешь независимо в каждый момент времени, или вообще не задумываешься над этим, поскольку всем нам внушили некую идею о свободе воле. Но на самом деле мы только реагируем на происходящее.

Денис погладил свои рыжие усики и выдохнул белый сгусток дыма.

– Ни о какой свободе и речи нет! Будущее предопределено с момента зачатия нашими генами – вдумайся в это. Мы узники ДНК, и на физическом уровне не то что не вольны быть самими собой, а вынуждены быть таковыми, какие мы есть. Пол, черты лица, размеры тела, здоровье – все заложено изначально, и изменить это сложно, рискованно и дорого.

Его вялая улыбка словно подчеркивала безысходность сказанного.

– Наша индивидуальность полностью обусловлена воспитанием, которое мы получили в детстве. С самого рождения ты, как и я с Толей, копировал, подсознательно запечатлевал своих родителей, их суждения, привычки и ценности. Все впитанное в детстве будет держать нас до конца наших дней, и ничего с этим не поделаешь. То, что ты называешь свободой на самом деле самообман!

Денис выпустил клубы дыма и на секунду-другую задумался, потом продолжил:

– Кроме того, на индивидуальность существенное влияние оказывает общество, культурная среда, время. Возьми во внимание теорию о воздействии природного окружения, экологии, планет, космоса. А может, ты веришь в прошлые жизни? Они сковывают нас еще сильней.

– Так, я за пивом, – со вздохом произнес Толик и удалился в квартиру.

– А я за аспирином, – буркнул я. Заумная речь Дениса начала меня утомлять.

Но тот нисколько не обиделся, а лишь, как бы невзначай, преградил мне выход с балкона. Такая настойчивость мне совсем не понравилась, но Денис не отходил.

– С какой стати ты поверил в свою независимость, свободу распоряжаться собственной судьбой? Никто не знает, в какой мере человек является продуктом внешнего влияния, а в какой – результатом собственных, личностных достижений.

Речь из его уст лилась не то чтобы легко, все-таки чувствовалось, что это не его мысли, но уж точно гладко. Левую руку он держал на уровне пояса, подпирая локоть правой, в которой у него была сигарета, плавно покачивающаяся вместе с кистью руки, словно дирижерская палочка. Его серые глаза были ясны и широко раскрыты. Взгляд постоянно держал меня в прицеле, внимая любому движению, мимике, вздоху.

– Вот ты смог бы прямо сейчас прыгнуть с балкона?

Его слова прозвучали для меня словно в тумане, и я не сразу понял его вопрос. Наверное, опять не выспался.

– Можешь?

– Нет, наверное, – наконец, ответил я.

– Правильно! Ты знаешь, что это за собой повлечет – смерть. Ударишь ли первого встречного на улице? Тоже нет! Ответственность по закону, исковерканная жизнь. Это влияние общества. Тебе, может, вообще такое в голову не придет. Это воспитание. Или придет, но тебе будет не по себе – синтетическое воздействие заложенных факторов через подсознание. Иначе говоря, совесть.

На балкон вернулся Толик.

– Ну вот, у тебя даже пива нет в холодильнике. Что за дела?

– Cтипы нет, зарплата кончилась. Вот и все дела.

Денис, возмущенный вмешательством Толика в разговор, выбросил сигарету и развернулся ко мне лицом, а к нему спиной. Было видно, что он собирается сказать что-то важное, ради чего был затеян весь этот сыр-бор.

– По той же самой причине ты не можешь внезапно расстаться с Верой. Тебя нужно подготовить. Ведь она опутала тебя с ног до головы паутиной, о которой ты и не подозреваешь – это секс, непрекращающиеся сюрпризы, подпитывающие твой интерес, и, может быть даже, влюбленность. У тебя, наверняка, накопилась куча приятных воспоминаний, которые не так-то просто забыть. Но запомни, у свободы всегда есть свои границы. И Вера прекрасно о них осведомлена.

Лицо Дениса стало серьезным и напряженным, мне показалось, что для него очень важно убедить меня в своей правоте.

– Даже творцы собственных миров – писатели, сценаристы, драматурги – не могут обходиться со своими героями фривольно. Напротив, зачастую сами герои диктуют им условия. Любимцы муз так же связаны по рукам и ногам множеством ограничений, несоблюдение которых повлечет за собой рождение фальшивых персонажей и в результате несостоятельность создаваемого ими мира. У вселенной есть свои правила, причем намного более жесткие, чем может показаться на первый взгляд. Понимание этих правил, умение чувствовать их, знать свои и чужие пределы, и есть настоящая свобода, – подытожил Денис.

Толик скрипнул на своем табурете, потягиваясь, и недовольно посмотрел на нас. Странно, что он так терпелив к этой демагогии.

– И ладно, – вдруг очнулся я. – Не могу расстаться с Верой – черт с ней. Буду и дальше наслаждаться жизнью. В чем проблема? Чего вы ко мне пристали?

Денис вздохнул и, облизнув губы, продолжил:

– Свободы нет, но одно можно сказать с уверенностью – каждый из нас уникален и неповторим. Важно понять, что делает Вера. Быть может, она преследует раскрытие скрытых начал человеческой личности? Но, нет. Существующая личность для нее полагается неистинной, подлежащей преобразованию путем впечатывания в нее истинного, по ее мнению, образца. И эта личность – ты, Пашенька.

Мне не понравилось, что он меня так назвал. «Пашенькой» меня звали только родители. Или Вера в постели.

– Ты попадаешь, – продолжал он, – под ее неукоснительное просвещение. Но не забывай, Вера – это не сказочная фея, ее вариант развития лишь провинциальная попытка дискурса просвещения. Она и понятия не имеет, что такое экология общения или пагубное влияние вторжения в потаенные уголки сознания. Вера – капризный ребенок, она играет тобой, как может, разрушает, подтачивает изнутри.

Толику, наконец, надоела болтовня Дениса, и он, поднявшись с табурета, сказал:

– Дёнь, кончай трепаться, пора сваливать. Мне еще к пацанам надо заехать.

Тот кивнул, буркнув что-то в его сторону, и опять обратился ко мне:

– Паша, опомнись, пока не поздно. Однажды чуть с четвертого этажа не упал, потом в тюрьму попадешь, сойдешь с ума или вообще в живых тебя не будет. Подумай о Вере. Подумай над тем, насколько ты ей нужен на самом деле. Неужели ты надеешься, что она ценит тебя и в один прекрасный момент признается в любви, после чего волшебным образом превратится в Василису Прекрасную, и вы заживете душа в душу?