Чезаре Дзаваттини - Слова через край

Но у Тото не стало легче на душе, и он тут же решил воскресить Бамбу и ее жителей. Ведь так или иначе всем им суждено когда-нибудь умереть — кому под колесами трамвая, кому от мучительной болезни, кому просто от старости. «Помогите, — начнут они тогда кричать, — ах, ох, ай-ай-ай!» — и тому подобное. И разве их ужас в последнюю минуту смогло бы хоть самую малость умерить воспоминание о том безмятежном спокойствии, которое царило — в восемь часов вечера восемнадцатого июня? Ну конечно, нет.

— Так оставим же их заниматься своими делами, — сказал Тото.

Потом он повернул метлу на север и вскоре исчез за горизонтом — как раз там, где скрылась тетушка Лолотта. Тото направился в тот край, где, если говоришь «добрый день», эти слова действительно означают добрый день.

COME NASCE

UN SOGGETTO CINEMATOGRAFICO

Milano, 1959

Перевод А. Богемской

Мы находимся в настоящем саду с просторной лужайкой посередине. Слева — стол с пишущей машинкой и стул, ярко освещенные лучами утреннего солнца; справа от машинки — две-три ступеньки, ведущие в новый дом — веселый, довольно богато обставленный, насколько можно судить по открывающимся за распахнутой дверью комнатам. В глубине сцены — за невысоким каменным парапетом — раскинулся огород. Когда поднимается занавес Антонио — мужчина лет тридцати — с чашечкой кофе в руках и газетой под мышкой выходит в пижаме из ванной, где с веселым шумом в красивую ванну бьет струя горячей воды, наполняя воздух паром.

Антонио. (глядя на небо). Поистине великолепное утро: я получаю удовольствие от мелочей, как герой от великих событий. И кофе прекрасный. В моей благодарной душе перемешивается все — кухарка и бесконечность. На старой квартире в ванной вечно текло из крана… А соседи сушили на улице носки. Как только им удавалось их развешивать? Здесь же все трепещет в солнечных лучах, сверкает не хуже, чем в игральных автоматах. Телефон звонит непрерывно — это спрашивают меня, и цена на сценарии, которые я пишу для кино, растет с каждым днем. (Ставит чашку, пробегает глазами газету, потом кладет ее рядом с чашкой.) Нет, тщеславие мне не чуждо. Если я смотрю на луну, то первым делом замечаю, что она похожа на меня. Но я люблю свое ремесло — безграничное, вольное. Кто может помешать мне думать так, как я хочу? (Громко, оглядываясь вокруг.) Кто? Если я пожелаю, чтобы говорило дерево, оно заговорит, даже начнет кашлять. (Смеется в окружающей его тишине и продолжает фантазировать.) Я полон противоречий — у меня их столько, сколько у собаки блох. Например, я представляю себе девушку — честную, светловолосую сироту. Она будет героиней придуманной мною истории. Ей придется немало выстрадать и пролить слез. Несчастная, говорю я. И мне ее жаль, я даже немного страдаю… (Делает короткий, точно рассчитанный скачок вправо.) А здесь я радуюсь… предвкушая успех… и заработок. (Скакнув влево, возвращается на прежнее место.) Здесь я испытываю сострадание… (Вновь прыгает вправо.) А здесь доволен… горжусь собой. (Перескакивает три-четыре раза, все быстрей и быстрей, с одного места на другое, испуская по очереди то коротенькие жалостные «ах, ах», то удовлетворенные «ох, ох». В спешке сбивается и резко останавливается.) Ну вот, сбился… Какая мешанина возвышенного и вульгарного! Впрочем, когда двое целуются, даже если их любовь чиста… вечна, губам их все-таки приходится когда-нибудь разомкнуться… чтобы передохнуть. (Вновь делает жест, словно желая сказать: «В самом деле, что за мешанина!» Потом садится за пишущую машинку, но сразу же вскакивает и переставляет ее.) . Достаточно отойти на шаг в сторону, и сердце у тебя начинает биться по-другому. Вот, к примеру, я оставил сейчас жену в нашей широкой постели. Мне хотелось бы заняться с ней любовью. Но я не решился ее разбудить. Она предпочитает вечером. Говорит, что после того, как она выполнит супружеский долг, ей лучше спится. А я наоборот! Я предпочитаю утром. Всякий раз я испытываю такое чувство новизны, что неожиданно останавливаюсь и кричу: «Неужели это действительно правда?!» И это правда. Как я люблю тебя, жизнь! Я ощущаю твой вкус буквально нёбом. Даже если иногда что-то не клеится, что-то не так, жизнь все равно прекрасна… и чем глубже ты в нее погружаешься, тем она прекрасней, чем глубже, тем прекрасней, вот снаружи у тебя остается только рот, ты уже захлебываешься — что, что, что, а она прекрасна… великолепна. (Неожиданно встревожась.) Только мне хотелось бы поменьше зависеть от других. А то внутри все вдруг сжимается и тускнеет.

Несколько долгих секунд молчит, словно у него перед глазами проходят нарисованные им фантастические картины, потом взъерошивает рукой волосы и поднимает воротник пижамы, в то время как на сцене появляются шесть-семь возникших у него в мыслях персонажей — они движутся навстречу друг другу, словно пешеходы по улице; в шорохе их шагов улавливается некий балетный ритм. Антонио непринужденно выходит на сцену и принимает вид нищего, собирающегося просить милостыню, но колеблется, к кому обратиться. Наконец подходит к одному из прохожих, но, увидев его скромную одежду, отказывается от своего намерения; подходит к другому, одетому более богато, ведущему за руку мальчика, но тот, почувствовав, что бедняк — в исполнении Антонио — собирается о чем-то его просить, жестом, словно выражающим извинение за отказ, указывает ему на ребенка. Тогда Антонио останавливает третьего — хорошо одетого, представительного господина.

Антонио.Извините, вы не могли бы одолжить мне сто двадцать тысяч лир?

Представительный господин (удивленно). А кто вы такой?

Антонио.Я… мне нужны сто двадцать тысяч.

Представительный господин.Что? Вот так вдруг? Согласитесь сами, это довольно странно.

Антонио (нетерпеливо). Да, я совершенно согласен.

Представительный господин.Нужно сначала познакомиться, поговорить. Абсолютно необходимо какое-то определенное число часов, месяцев… слов… жестов…

Антонио (стремительно, словно готовясь за одну минуту вылить целый поток слов, которыми обмениваются двое людей за долгое время) . Я, я, я… ты, ты, мы, вы, ах, ах, мир, однако же, голод… пляж… стареем… такая нежная зелень… когда я был… я это сделаю… (Неожиданно умолкая.) Вот видите? Будто год прошел…

Представительный господин. Похоже… но все же это не так.

Антонио.Удовлетворите мою просьбу. И я весь растаю от удовольствия. Вам придется бежать за ведром, чтобы собрать меня… Неужели вы не чувствуете, какое множество счастливых дней можете мне даровать! Их хватит, чтобы я добрался до Кальтаниссетты. Там у меня родственник. Ну так как?