Гурген Ханджян - Тени улицы марионеток

Каро пробудился. Тело болело так, словно его действительно избили. С трудом дотянувшись до сигареты, он закурил и ощутил страшную вонь во рту. Каро достал из холодильника бутылку с мацуном и сделал несколько глотков. Постель сына была пуста. Каро оделся и выскочил из дома.

Он обнаружил Врежа у гаражей. Опустившись на колени, тот гладил черного пятнистого щенка, тощего и грязного.

— Откуда ты его взял?

— Сам пришел. Я услышал визг за дверью и вышел. Бедный щенок, — Вреж ласкою погладил собаку по голове.

— Что ты раскис, что ты его гладишь? Отпусти, пусть идет себе, — велел Каро и вдруг явственно услышал летящий откуда-то издалека знакомый голос: «Сынок, ну что ты ежедневно приводишь беспризорных щенков? Соседи жалуются. Ты бы хоть в сарае держал их...» — Гони его прочь! — крикнул Каро, заглушая летящий издалека голос.

— Он же хороший.

— Раз лижет руку, значит, уже хороший? Подлизывается, чтобы ты приютил его. Гони его и иди умываться, завтракать пора!

— Жалко же, давай возьмем...

— Не быть тебе человеком. «Жалкий, красивый, хороший...» Сам ты жалкий. Брось, тебе говорят!

Увидев, что сын даже не шелохнулся, Каро впал в ярость. Вернувшись в дом, он схватил большую сумку, запихал туда щенка и приказал:

— Пошли!

— Куда! — испугался Вреж, увидев побледневшее, исказившееся лицо отца.

— Куда надо. Пошли.

Отец с сыном спустились по каменистой тропе в ущелье. Будь утро солнечным и теплым, Каро, наверно, глядел бы на гревшихся под солнцем ящерок, слyшал радостное щебетание птиц и соответствующее настроение заставило бы его отпустить щенка. Нависшие над ущельем тучи напоминали отару сгрудившихся овец. Мелкий дождь хлестал по лицу, покорный порывам пронизывающего тело, то и дело меняющего направление ветра, а на дне ущелья пенилась отливавшая ледяной сталью река.

— Хорошее — плохое, доброе — злое, красивое — уродливое!.. Забудь об этом, такого не существует, это лишенные смысла слова, они придуманы, чтобы дурачить и без того наивных людей! — кричал Каро, не столько преодолевая вой ветра, сколько заглушая внутренний голос. Вреж молча и сосредоточенно смотрел на сумку, из которой доносился жалобный скулеж. — Помнишь, как у нас под окном собаки разодрали кошку, помнишь ведь? Этот станет таким же, каким бы он ни казался красивым и жалким. И будет прав, иначе не выживет. Просто ему нужно немного времени, чтобы вырасти и осознать собственную сущность. Совесть — это ружье, стреляющее в своего хозяина. Едва пожалеешь, он сядет тебе на голову, будет отнимать и требовать, а если не дашь — перегрызет тебе глотку. Лучше сам перегрызи ему глотку. Законы совести и добра не действуют, это блеф. Действует лишь закон силы. Бей, души, отнимай, иначе ты нуль, иначе всегда будешь получать по своей наивной башке. Разум дан тебе не для совести, а для того, чтобы умело владеть. Если бы разум был подспорьем для совести, то люди не разоряли бы моря, реки и леса, они бы не пожирали все попавшее под руку, не убивали бы друг друга с такой жестокостью...

— Выпусти его, он же скулит.

— Пусть скулит! Пойми, сын, мне не всегда быть рядом с тобой. Может случиться так, что ты завтра же, да-да, завтра же останешься один. В жизни всякое бывает. Как ты выживешь?

— Скулит...

— ...И чтоб я больше не слышал этих слов: красивый, жалкий... Напрягай мышцы, точи зубы, давай волю разуму, чтобы он был готов к борьбе. Остальное — сплошной обман. Не поддавайся.

— Отпусти его, жалко.

— Опять ты за свое?

— Скулит же.

— Скоро не будет, недолго осталось.

— До чего?

— Не отставай.

Они пошли вдоль берега и, когда достигли рухнувшего дерева, Каро сперва достал из сумки веревки, а потом уж скуксившегося от страха щенка и привязал его к толстому суку. Щенок метался с визгом, пытаясь вырваться, тянулся к Каро и лизал руки своего безучастного мучителя.

— Вот и все, — наконец произнес тот.

Вреж вопросительно смотрел на отца и плохо скрываемая ненависть в его взгляде возбуждала Каро.

— Возьми камень! — приказал он.

Вреж замер в напряжении, сдерживая готовые брызнуть слезы.

— Я сказал возьми камень.

Сын поднял с земли небольшой камешек.

— Большой! — заорал Каро и, видя, что сын не намерен подчиниться ему, сам выбрал камень побольше и сунул в руку Врежа. — А теперь бей.

— Не буду, — упорствовал Вреж.

— Бей, говорю тебе, бей, размазня!

Даже не целясь, Вреж бросил камень далеко в сторону.

— Мимо, — произнес он сдавленным голосом и опустил глаза.

— Хитришь? Смотри, как это делается.

Каро поднял из грязи большой камень, замер на миг, затем резко размахнулся и швырнул. Камень попал в спину щенку, с истошным визгом повалившемуся на землю. Сделав над собой усилие, щенок вскочил и метнулся в сторону. Натянув веревку, он тщетно пытался перегрызть ее и визжал все громче. Наконец, понял, что усилия напрасны; он прижался к дереву и затрясся всем своим сжавшимся в комок тельцем. Каро поднял новый камень и насильно вложил в ладонь сыну. Резкие порывы ветра и косой дождь хлестали по лицу. Каро подтолкнул сына и неестественно срывающимся голосом завопил:

— Вперед! Бей его, если не хочешь погибнуть в этой проклятой жизни! Я только сегодня смог сделать это, сегодня, когда уже слишком поздно! Тебе нельзя опаздывать, сынок! Бей! Бей, тебе говорят!

Вреж замер на месте, зажав в руке холодный, мокрый камень. В состоянии невменяемости Каро схватил другой и, прицелившись, бросил его. Камень с глухим стуком опустился на голову щенку, из ушей которого тотчас потекли струйки крови. Его визг вселял страх и ужас, и не было в этом визге попытки разжалобить человека. Это уже был визг осужденного, полный отчаянья и боли. Каро напоминал одержимого: его лицо смертельно побледнело, взлохмаченные волосы прилипли ко лбу, под которым горели обезумевшие, выпученные глаза. Голова судорожно дергалась, рот исказился, а истерический голос выкрикивал бессвязные слова:

— Смирно! Бей, тебе говорят! Никаких возражений. Перед тобой враг!

Смешавшись с выкриками Каро и щенячьим визгом, свистел ледяной ветер.

Вреж еще крепче сжал камень, обжигавший руку и упрямо требовавший от него действия. Он несколько раз бросил взгляд на сжавшийся, судорожно дергавшийся, окровавленный комок и вдруг напрягся всем телом, плотно сжал губы и издал громкий звериный крик. Размахнувшись, Вреж изo всех сил бросил камень, затем поднял второй, за ним третий...

По замершему, истерзанному телу щенка еще текли тонкие струйки крови. По мышцам Каро электрическим зарядом прошла отрезвляющая дрожь. Он отвел взгляд от убитого им существа, стал лихорадочно тереть ладонями лицо и потянулся за сигаретой. Дождь погасил ее, и Каро попытался прикурить снова. Дрожавшие руки не подчинялись ему, Каро плюнул и бросил сигарету.