Вероника Черных - Иллюзии ночей

…

Дарья Лучинская спешила. Тут уж ничего не поделаешь. Её шестилетний сынишка Вовка лежал на обследовании в детской больнице на дневном стационаре, и она с работы забирала его в три часа, чтобы успеть привести его сперва в музыкалку на специальность фортепиано, затем на урок математики в «Школе будущего первоклассника», а напоследок – в спортивную секцию. Сами видите, времени столько, сколько у спешащей перед паровозом дрезины.

Вовка шёл за мамой, цепляясь за руку, и ныл, какой он самый несчастный человек в мире, как он не хочет никуда идти, и вообще, это разве детство – беготня по всяким мероприятиям?! Тебе, мол, мама, так же бы! И вообще, тебе хорошо: отвела меня и сидишь, отдыхаешь, а я работай тут себе! У меня мозги скоро кончатся, не понимаешь ты разве?

С таким вот нытьём перебрались они через дорогу и доползли до ворот школы, напротив которой стоял-постаивал худощавый высокий старик древнего вида, с красивым лицом, будто вырезанным мастером из выдержанной сухой берёзы.

В момент, когда Вовка молчал, набирая воздуха, чтобы ныть дальше, старик и обратился к Дарье.

– Простите, не подскажете, куда могли положить мою жену?

Дарья остановился. Заинтересованный Никита забыл о своих претензиях и уставился на старика.

– А она у вас заболела? – уточнила Дарья.

– Вот: с сердцем плохо ей стало, – пожаловался старик. – «Скорая» приехала, увезла. А куда увезла – не знаю.

Дарья повернулась в ту сторону, откуда пришла и показала рукой.

– Ну, её могли положить либо в хирургический корпус – вон он, большой такой. Либо в отделение терапии, что на втором этаже детской больницы. У моей знакомой случился инсульт, и её туда положили. Может, и ваша жена там же.

Евсевий Захарович растерянно глянул в указанную сторону, однако за деревьями ничего похожего на те здания больницы, к которым он привык в Звенигороде, там не наблюдалось.

– А где ж больница? – растерялся Евсевий Захарович. – Что-то я тут… не знаю ничего. Сами-то мы не отсюда.

– Откуда же? – против воли спросила спешащая Дарья, задним числом удивляясь молчанию и смирному стоянию Вовки; должно быть, происходящее на самом деле заинтересовало его.

Старик охотно пояснил:

– Да мы издалека. Из Звенигорода.

– Действительно, далеко, – согласилась Дарья. – Как это вас сюда занесло?

Старик, обрадованный, что его внимательно слушают, спрашивают и вообще общаются, с готовностью просветил случайную прохожую:

– К детям вот приехали: Анютке и Коле. А старший-то Никита в Звенигороде остался. Работает он там.

– Понятно теперь, что вам здесь всё незнакомо, – поняла Дарья и поймала мелькнувшее в уме слово «и страшно».

Она оглянулась на жёлтое здание.

– Вам надо во-он туда, – махнула она рукой. – В регистратуре скажете фамилию жены, и вам ответят, где она лежит.

Старик, спасибо… А то вот иду к ней… соскучился очень… Уве6зли её, а я вот один, один… скучно стало, ну, и пошёл к бабушке, а то что она там лежит… тоже одна… скучает ведь… Спасибо, доченька. Тебя как звать-то?

– Дарья.

– Ну, спаси тебя Бог, Дарья. Красивое какое имя-то у тебя! – восхитился старик и было сделал неловкий свой шаг, да женщина вдруг ухватила его мягко за локоть.

– Погодите, – решительно сказала она. – Пойдёмте-ка, мы вас до регистратуры проводим. Да, Вов?

Дарья ждала, что Вовка возмутится задержкой, но младший Лучинский неожиданно мягко согласился:

– Да.

И у неё отлегло от сердца. А старик даже испугался.

– Да что вы?! Как я могу? Вы же наверняка торопитесь! Дела у вас, занятия всякие! Дойду уж я как-то, не беспокойтесь…

Но Дарья уже шла рядом с ним, твёрдо поддерживая его под руку. Вовка беспрекословно шёл рядом.

– Мы абсолютно никуда не торопимся, – заверила она. – Мы до пяти совершенно свободны.

И не сказала, что за оставшееся время они едва успевают бегом добраться до школы. Бегом – так бегом. Подумаешь!

Глаза у старика заслезились, и он часто заморгал. Резко утёр лицо рукавом.

– Спасибо, доченька. Вот спасла… Тебя зовут-то как?

– Дарья, – терпеливо повторила Лучинская, а Вовка даже не фыркнул; странно.

– Красивое имя! – похвалил старик. – Дарь-я… Свет даришь людям. Тепло.

Дарья смущённо пробормотала:

– Э-э… Ну, так это просто погода хорошая: солнышко ж. нравится вам у нас жить?

– Да как не нравится? – вздохнул старик, опираясь на Дарьину руку. – Нравится. Дети ж тут, внуки, правнуки. Далеко вот от Звенигорода: Урал… Никак не привыкнем. Красиво тут, но… далеко уж очень. А у бабушки моей сердце прихватило. Приехала «скорая», увезла… Куда увезла – не знаю. Пришлые мы… Звёзды блуждающие… Мы идём-то в больницу?

– В больницу, – терпеливо подтвердила Дарья. – Узнаем в регистратуре, куда ванну бабушку положили.

– Вот спасибо, вот помогли! – благодарил, моргая мелкими непрошенными слезинками, старик. – А то ж мы не местные. Где тут что – не понятно. Из Звенигорода на Урал приехали – дела!

Они перешли дорогу, добрались до крыльца хирургического корпуса. Выходящий мужчина придержал перед ними дверь, проводил сочувственным взором странную троицу. Дарья провела старика к регистратуре. Вовка безмолвно топал вслед за ней, разглядывая их подопечного.

В окошке сидела пенсионная дама. Дарья открыла рот, чтоб начать разговор, но дама вдруг улыбнулась и приветливо сказала:

– О! Евсевий Захарыч пожаловал! Проходиле, проходите. Бабушка-то уж, поди, ждёт давно.

Дарья удивилась:

– Так она не сегодня поступила?

Регистраторша махнула рукой

– Да что вы! Пять дней лежит. Мы его знаем: каждый ведь день ходит навещает. Ему на пятый этаж надо. Пусть в лифт садится, а там его тоже знают – встретят, проводят.

Дарья обернулась к радостно взирающему на неё старику.

– Видите, как здорово! Оказывается, она здесь на пятом этаже. Дойдёте?

Евсевий Захарович забеспокоился:

– Ой, доченька, проводи меня до конца, я ж ничего тут не помню. А она меня ждёт, волнуется, чего это я не иду.

Дарья с неожиданной лёгкостью согласилась, хотя опаздывали они уже круто. Она повела старика к лифту, но тут им повстречалась крашеная блондинка-санитарочка лет ближе к пятидесяти. Завидев старика, она разулыбалась:

– А-а! Евсевий Захарыч! Снова к своей ненаглядной? Давайте, я его доведу: я как раз на пятом этаже работаю.

– Ну, вот, как хорошо! – сказала старику Дарья. – Теперь вы в надёжных руках. Скоро увидите свою бабушку.

Евсевий Захарович растрогался, взял женскую руку в тёплые свои ладони.

– Спасибо тебе, доченька! Вот обрадуется бабушка-то! Соскучилась ведь. А я вот приду – поболтаем, поглядим друг на друга. Тебя как зовут, доченька?

– Дарья, – без тени насмешки ответила Дарья.

– Ух, красивое имя-то у тебя какое! Даришь, значит, себя… Ну, так спаси тебя Господь!