Диана Виньковецкая - Америка, Россия и Я

— Ой, ой, моя рука исчезнет! — смеясь, произнесла я.

— Я скульптор, — кратко сказала Инга, и потом совсем весь вечер ничего не говорила.

— Как вам удалось вырваться в 34–м году из Союза, да ещё из концлагеря? — спросил Яша Юру.

— Приезжайте ко мне в долину, вернее, в горы, а ещё лучше назвать, в долину на высоте гор, и всё разузнаете. Наше место для жилья находится в Голубых горах, недалеко от Ронока. Вот вам и карта с указаниями, как до нас добраться. Я всегда ношу с собой план нашего места жительства: иначе нас никто не отыщет.

В долину к Солоневичам мы поехали в один из ближайших уикэндов. Дорога шла по направлению к главному хребту Голубых Гор — Blue Ridge — с белеющими на высоте остатками снега. Следуя указаниям карты, точно проехав от пересечения дорог столько‑то миль и увидев слева от дороги деревянный щит, прикреплённый к двум деревьям — Private Property. Yury Solonevich, — частная собственность Юрия Солоневича, — мы остановились.

Наша асфальтовая дорога пошла дальше, предоставив нам, вместо себя, щебнистую просёлочную дорогу Солоневичей, круто уходящую вверх, и в минут пятнадцать приведшую нас к кромке обрыва, вдоль кручи которого, пристроившись и прижимаясь одной колеёй к деревьям леса, а другой — к пропасти, уходящей к центру Земли, — в бездну, она пошла, извиваясь.

Испытания высотой я не выдерживаю и, попросив Яшу сменить меня у руля, провела весь путь — движение к восхождению — с закрытыми глазами на безрульном сидении до тех пор, пока Яша не сказал, что дорога отошла от пропасти.

То, что предстало здесь, на высоте, открывшимся глазам, вознаградило меня за слепое время–препровождение: геоморфологическое чудо! — пенеплен–грабен, поднятый на невообразимую высоту, — проще: поверхность земли со своим микрорельефом, — недавно лежавшая на уровне океана, в море, как айсберг, выдавленный вверх — была перед нами: с открывающимися невообразимыми далями, бесконечными перспективами холмов, куполов, куэст, застывшими в неподвижности. Зелёные, фиолетовые, голубые, на самом отдалении — пепельные, расплывчатые цвета, сливающиеся с небом; и посредине этих окаменевших волн — белое Солнце.

И это сердце Америки!? Вирджиния? Замрём и полюбуемся.

Чем ниже опускалось Солнце, тем ярче менялся цвет куэстовых обрывов противоположной стороны: невидимые лучи играли и разлагались радужным световым веером от светло–белого, через прозрачно–жёлтый до янтарно–жёлтого, потом медного; и вдруг, приостановив своё заходящее падение, они замерли, целуя поверхность куэст сплошным роскошным огненным цветом.

Пурпурные скалы. «Весь горизонт в огне, и близко…» Перед нами Альпийское сияние! — пылающие накалённые отвесные стены. Я видела такое сияние в Забайкалье, изучая дыхание современных вулканов. А это?

А это — Америка?

Тишина, не возмущённая никакими «фривэями», окружила нас, и поле знакомых цветов Иван–да–Марья, вместе с тятюшками — так и не знаю научного названия этих зонтичных растений, стебли которых мы ели в детстве; и запах, запах, уносящий в самую глубину летних дней; и воздух ясный, сухой, разрежённый, как воздух высот.

Жилья Солоневичей ещё долго не было видно, и только проехав милю или полторы, в нише за небольшой сопочкой мы увидели бревенчатый, деревенского вида дом, окружённый джипами.

— Вы выбрали неплохое место для житья! — восхищённо обратился Яша к вышедшему нас встречать Юре.

— И в этой красоте вы живёте круглый год?! — спросила я.

— Да, мы живём тут круглый год, спускаясь за продуктами вниз раз или два в месяц, — ответил Юра. — Я рисую. Инга лепит. Заходите.

Сбитый из срубленных брёвен дом, некрашеный, деревенско–сибирский на вид, внутри не совпадал со своей внешней неотёсанной наружностью: гостиная была со всех сторон заполнена полками с книгами и стоящими среди них небольшими скульптурами животных — зайцев, птиц, ягнят, кошек. На одной из полок примостилось скульптурное гнездо с сидящими в нём птенчиками.

Одну стену занимало окно, с четвёртой стороны стоял диван и деревянный стол; над ними висел большой портрет в широкой позолоченной раме. На портрете было лицо благородного, прямого человека, нарисованное в уверенной реалистической манере, в тёмно–синем костюме.

— Это портрет моего отца, Ивана Солоневича, моей работы. Я художник, как вы слышали, а сейчас — и видите. Вот и книга моего отца, прочитав которую, вы узнаете всю историю побега нашей семьи, — сказал Юра.

— «Россия в концлагере». Иван Солоневич, — прочитал Яша. — Это та самая книга, распространяемая в Союзе группой ВСХОН? Вы слышали что‑нибудь об этой группе?

— Нет, ничего не слыхал, и рад был бы узнать, что это за люди? И что это за группа? — заинтересовался Юра.

— Это была единственная за историю советской власти действительно антисоветская группа. Возглавлял её доцент Ленинградского университета Игорь Огурцов: в их уставе было записано свержение коммунистической власти, — сказал Яша.

Я же в ранние студенческие годы была знакома с одним из руководителей этой организации, Евгением Вагиным, учившимся на филологическом факультете. Мы с подружкой Таней за ним «бегали». Как? По–разному, то незаметно сопровождали, то старались попасться ему на глаза: распознав его сзади, садились в автобус и, проехав вперёд остановку, шли навстречу. Он был наш «герой». Видимо, уловив движение утончённой субстанции — телепатически, пленённые достоинством его медленных жестов, мы выбрали его в герои по загадочности и по взлёту его бровей.

Когда же он нас слегка заметил, — больше Таню, чем меня, — он посвящал нас только в неведомую для меня тогда поэзию Блока, о котором писал курсовую работу. Он первый разбудил мои эстетические стремления, даже не подозревая об этом.

Позже, в России, узнав о его аресте как руководителя–идеолога антисоветской группы, удивилась: мягкий, с медовитостью задушевный голос, вздёрг удивлённых бровей, кроткий вопрошающий взгляд. В тихом болоте водятся… революционеры; а позже, в Америке, его солагерники рассказали о его достойном поведении в заключении. Таких мы выбирали героев!

— Сколько же было героев в этой организации? — спросил Юра.

— По этому делу было арестовано более тридцати человек, получивших разные тюремные сроки, — ответил Яша.

— Мой отец, — сказал Юра, — был яростным ненавистником коммунизма и писал об этом много, он был редактором русской газеты, издававшейся в Южной Америке. Вот ещё одна его книга: «Диктатура импотентов». Из названия всё ясно.

Почитайте!

«Россия в концлагере» — книга о побеге Солоневичей из России, из концентрационного лагеря, со знаменитой стройки Беломоро–Балтийского канала, книга о трагедии человека русской судьбы. Как был задуман и как был осуществлён побег всей семьи со стройки–рытья канала, прославленного на папиросах. (Каналом, не знаю, пользуются ли, но папиросы остались.) Иван Солоневич, будучи чемпионом Советского Союза по вольной борьбе, взялся организовать и возглавить спортивные соревнования между заключёнными, для показа «строек коммунизма» западным общественным деятелям, писателям, поэтам, журналистам. Заключённые должны были бегать, прыгать и скакать перед делегацией «прогрессивных» людей. Кажется, Андре Жид, Максим Горький были приглашены на это событие. На весь мир они должны прославить то, что увидят, что представят перед ними на этом знаменитом рытье кусочка канала.