Диана Виньковецкая - Америка, Россия и Я

— А вы, Дина?

— Поли, все свои доморощенные «теории» я выводила из наблюдения над своими тётками. С Яшей я не соревнуюсь. Его мысль направляется на постижение смысла, отличая его от мужей моих тёток. Но и он часто ищет объяснений, а я их уже знаю, по природе, как и мои тётки. Чувственные, инстинктивные ощущения противоположны миру мыслей.

— Ну, что, например? — спросила меня Поли.

— Отношение со временем, например, — я лучше справляюсь со временем как таковым. Яша «торопит» время, а я нет. Из экспедиций он рвался скорей уехать, а я — нет. Я знаю, что я вернусь и там буду, а сейчас я «здесь» и не тороплюсь.

Все философы — мужчины, и главные писатели — тоже, и многое в отношениях мужчины и женщины остаётся однополым, однобоким, одноглазым, однопонятым, набитым общественными предрассудками.

Как восполнить эту половинчатость?

В детстве я так хотела быть мужчиной! Даже чтобы кукла моя была мужчиной, и я, подрисовав моему гуттаперчевому пупсику письку, укладывала его рядом с собой под одеяло.

Теперь я восполняю цельность другим путём — не подрисовывая. Всем не подрисуешь.

Воспользовавшись Полиным желанием отвести меня в косметический магазин или туда, где можно купить парик для моего брата, просившего прислать ему это американское достижение для прикрытия головы, мы оказались в пахнувшем всеми благоуханиями мира воздухе шикарного магазина.

Продавщицы, банки, бутылки, сверканье. Всё продумано, предусмотрено, разложено, из отдельных пакетиков выглядывают привлекательные кисейные веера. Около зеркал сидят женщины, вокруг которых ходят, раскрашивая их, красавицы на высоких каблуках, в коротких юбках, с ногтями, которыми можно зацепить любое мужское сердце, с кожей, готовой для ласк и поцелуев.

Сидевших у зеркал протирают тряпочками, обмахивают кисточками, поглаживают пушистыми страусовыми подушечками.

Я, засмотревшись на одну из красавиц в блузе с палитрой в руках, которая, как Тициан или Микеланджело, работала над лицом другой, тончайшим образом проводя линии, уйдя всем ощущением в создание лица, наткнулась на другую красавицу, раздававшую маленькие бутылочки или пробирочки с чем‑то жидким:

— Простите, вы не хотите попробовать наши новые произведения фирмы «Ланкома»?

Я, не знакомая и со старыми произведениями, ознакомилась с новым ароматом в крошечной упаковке.

Поли стала беседовать о красоте нового запаха, а я замерла в любопытстве. В креслах лежала красавица, у которой волосы струями переливались, переговариваясь одна волосинка с другой, видимо, о любви к ним хозяйки.

У соседних зеркал — раскраска глаз! Каких только нет оттенков для их прикраски: сапфировый, серо–жемчужный, лазурный, изумрудный, бездонной воды цвета морского дна, чтоб мужчины купались в этих глазах и тонули…

А окраска губ? Рубиновая, гранатовая, алая, малиновая, лилово–топазовая. Цвет губ. Цвет слов. Цвет любви окрашивается. Цвет любви на губах…

— Дина, вы были в салоне красоты? — слышу голос Поли сквозь эфирный малиновый запах летучих частиц, возбуждающих обоняние так, что я все слова позабыла, да и существуют ли они для выражения неземного запаха вдыхания того, чего нет на свете?!

Вдыхать. Вдыхать. Испаряясь, слушать. Слушая красоту поющего запаха, чтоб все мужчины угорели…

Нет, Поли, я никогда не была в салоне красоты. В салоне, где американские амазонки готовятся к сражениям и битвам.

Всех «man chauvinist pigs» потопим в этих глазах, и будем смотреть, как они там барахтаются, оттуда их никто уже не вытащит. Это будет возмездие. Наиболее начитанные уйдут в отшельники, в уединении сосать лапу, чтобы не потонуть; и будет обеспечено полное женское царение. Напишем новый sticker–лозунг.

За создание идеальной красоты! За мировой салон красоты!

— Посмотрите, в каких кибитках живут бедные люди в Америке! Мне их жалко, — сказала Поли, когда мы проезжали по южной части Блаксбурга, и показала на скопление контейнерных перевозных домов. У одного сидел человек и бегали дети.

— А нас вам не жаль? У нас даже кибитки нет!

— Но у вас есть образование!

— Моё образование без английского языка не имеет никакой ценности. А Яше один нью-йоркский бизнесмен, торгующий брильянтами, заметил, что «твоё образование для привлечения тебя в мой бизнес — помеха — уйдёшь». И не привлёк Яшу к продаже брильянтов.

— Образование в Америке очень дорого, и многим оно недоступно, — сказала Поли.

— Но вот американский Яшин кузен… — робко возразила я Поли, рассказав всю родственную историю потерь и находок.

— Это редкие исключения. В Америке много бедных людей, — сказала Поли и ещё грустней добавила, — очень много.

— Один человек, негр, чёрный, как у вас говорят, председатель олимпийской команды Америки, блестяще говорящий по–русски, друг нашей знакомой Рахили, на вечеринке в Нью-Йорке, всех приехавших наставлял: «Не чувствуйте себя бедными в Америке, заходите в роскошные магазины — смотрите, в шикарные рестораны — нюхайте!» Кто‑то засмеялся, но величественный, роскошный негр закончил: «Бедность в Америке — понятие психологическое». И все выпили за его здоровье. И хотя я до сих пор не осмеливаюсь заходить в шикарные магазины, но прохожу мимо с гордым видом.

— Может, понятие бедности и психологическое в Америке, но пока мы будем менять психологию, люди нуждаются в реальной помощи. Я создала фонд помощи бедным голодным в нашем городе, — сказала мне Поли, везя меня на «русский ланч». — Собираем пожертвования и разную еду для нуждающихся людей нашего графства. Со вчерашнего дня молодые люди нашего фонда стали обходить все дома и собирать еду для бедных, из запасов, которые имеются в каждой американской семье.

— И к нам приходили на прошлой неделе — одна хорошенькая девушка — попросила консервов. Я откупилась, нашла какую‑то завалящую банку со стручками, никому в нашей семье не нравящуюся, отдала вашим нуждающимся. Представляю, как они ругались на дающих такие невкусные консервы!

На эти мои слова Поли меня спросила:

— Дина, вы не сочувствуете бедным? В России нет нищих? Вы видели когда‑нибудь нищих?

— После войны по деревне, где я жила у бабушки с тётками, ходили настоящие нищие и просили подаяние ради Христа, окружая понятие о милостыне религиозным ореолом. Мне было их жаль, и я даже плакала, если видела детей среди них, а потом пряталась под лавку.

Здесь куда‑то исчезли слёзы мои?! Здесь куда-то исчезла мягкость моя? — И через некоторое время я добавила:

— Ни в России, ни в Америке я не видела, чтобы кто‑нибудь попросил чего‑нибудь оригинального. Никто не сознаётся в своей духовной нищете. Был один попрошайка в Ленинграде, собирал по квартирам бутылки из-под молока, окружая просьбу заботами об окружающей среде — «собираю пробы для исследования загрязнения воздуха». Но за другим никто не приходил.