Юрий Герт - Кто если не ты

А они?..

Он вспомнил Слайковского:

— Мы мировой революции не делаем и карточек не воруем...

Солнце карабкалось вверх, по крышам, небо было синим, безоблачным. Оно предвещало жаркий день.

1

У Бугровых — пыль столбом. Сизый чад из кухни сочится в комнату и тает, оставляя сладостный запах печеного теста, ванили, жженого сахара. Тетя Даша — соседка, мобилизованная по случаю именин Николая Николаевича, орудует возле плиты, гремит противнями, бесстрашно двигает голыми руками плюющие маслом сковородки. Горячий пот ручьится у нее по щекам. Надежда Ивановна перетирает посуду, нюхает и снова перетирает; столовый сервиз, только что из сундука, нафталин — плохая приправа к жаркому. Со двора принесли ковры, они пахнут прелым листом, Клим помогает их расстелить в гостиной. Здесь же, у буфета, Николай Николаевич с глубокомысленным видом разводит медицинский спирт, который уже несколько дней в небольших флаконах Надежда Ивановна приносит из больницы. Звякают пробки в графинах, пивные бутылки обкладывают сырыми тряпками — пиво должно быть холодным! Сегодня нет обеда, едят кто что ухватит, только для Николая Николаевича накрывают на углу стола, постелив на белоснежную скатерть полотенце. Он брезгливо морщится, но, ткнув за край жилета угол салфетки, садится за прибор.

К восьми начинают сходиться гости. Их встречают в передней Николай Николаевич с Надеждой Ивановной. Сквозь дверь Климу слышатся приветствия и чмок поцелуев.

— С именинником...

— С днем ангела, как бывало...

— Салфет вашей милости, дорогой Николай Николаевич!..

— Краса вашей чести...

Первые бутончики острот. Они расцветут за столом, обильно политые вином и водкой.

— Сюда, сюда...

Это кладут подарки на столик.

Фальшивый тенорок Фомы Никодимовича:

— Надежда Ивановна... как всегда... великолепны и обворожительны! — он обычно целует руку в два приема.

А вот грудной, переливчатый голос —это Валентина Сергеевна; она любит смущать Клима нелепыми вопросами и, когда он покраснеет, разворошить его жесткие космы: «Ах, ты будешь очень ревнивым мужем!»

В комнате Клима — на столе и табуретках — блюда с закусками, пирогами, черная икра, припорошенная укропом, на тарелочках — прозрачные, облитые светлым жиром ломтики балыка...

Бьется в скалы прибой. Холодный рассвет. Алые полосы протянулись на востоке. Английский офицер с рыжими усиками, в скрипучих сапогах, прохаживается по мысу; гибкий стэк пощелкивает в его руке. А на самом краю, над морем... Сейчас офицер остановится, взглянет на часы, взмахнет стэком... В газете об этом — две строки: Афины. Одиннадцать греческих патриотов военный суд приговорил к смертной казни.

— Клим, что ты здесь делаешь? Тебя ждут гости...— Надежда Ивановна и тетя Даша торопливо бегают из кухни в гостиную, из гостиной в кухню, накрывают стол.

Конечно, его ждут, без него там не обойдутся... Сейчас он выйдет и сядет где-нибудь в углу.

— Как дела, Клим?

— Как дела, молодой человек?

— Как дела, философ?

— Хорошо. Хорошо. Хорошо.

Потом два часа торчать за столом. Николай Николаевич будет произносить тосты. Над головами взлетят рюмки, стопки, бокалы... И может быть, в эту самую минуту те, одиннадцать, в последний раз глотнут холодный воздух, последняя заря вспыхнет в глазах... Стэк свистнет :— разрубит тишину: «Огонь!»

— Клим, сколько раз я должна...

Ему хочется пробраться к столу незаметно, но как раз в тот момент, когда он появляется в гостиной, Николай Николаевич, галантно выгнув спину, блекло улыбается Валентине Сергеевне:

— Да будет мне позволено хотя бы сегодня сидеть рядом с самой юной и цветущей!

— Нет,— смеется Надежда Ивановна,— я думаю, Валентине Сергеевне самой гораздо приятнее сидеть с самым юным и цветущим?.. Клим, будь рыцарем!..

Николай Николаевич с комической покорностью разводит руками и отступает в сторону. Хохот. Шея Клима полыхает огнем.

Как ненавидит он всех, всех, собравшихся за этим столом! Фома Никодимович — бегемот с маслянистыми глазками, разыгрывающий из себя донжуана, Николай Владимирович — за постное, сухонькое личико с бородкой клинышком его прозвали «Николаем-угодником»; его жена — сдобная ватрушка с двумя изюминками-глазками.

— Клим, ты плохо выполняешь свои обязанности...

На тарелку перед Валентиной Сергеевной Клим сгружает все подряд: селедку, паштет, салат...

— Хватит, да хватит же, Клим!—хохочет Валентина Сергеевна.

— Это вам на весь вечер,— осмелев от отчаяния, говорит Клим и тянет руку к новому блюду.

— Клим, пощади!..

Они сидят рядом, их колени почти соприкасаются, и когда, чтобы усадить всех, гостям предлагают потесниться, Валентина Сергеевна придвигает свой стул вплотную и задевает Клима своим обнаженным розовым локтем. После первого тоста на Клима вдруг нападает ожесточенная веселость. Они болтают о каких-то пустяках, Клим издевается, высмеивая всех подряд: вот, например, Роман Васильевич — белая салфетка на толстом брюхе—ведь похож на пингвина, верно?

Климу приятно, когда его соседка морщит носик и грозит ему, пытаясь придать лицу строгое выражение, а ямочки то и дело вспархивают то на нежном подбородке, то на щеках с золотистым пушком... Хорошо, что он обрел хоть одного союзника!

Тамада — Фома Никодимович избран, как всегда, тамадой — хлопает в ладоши и обращается через весь стол:

— Валечка, вам не скучно?

Но со мной же такой замечательный кавалер...

— Не согласится ли он вытянуть билетик?

Перед Климом — две вазочки, в каждой — свернутые в трубочку записки.

— Напиток! — провозглашает тамада.

Клим вытягивает записку: «Выпить рюмку молока».

— Закуска!

Второй билетик — «Таблетка акрихина». Климу протягивают молоко, желтую таблетку.

— Акрихин надо разжевать!

Клим едва проглатывает горький порошок. Все смеются. Две вазочки путешествуют по столу, останавливаясь перед каждым из гостей. Валентине Сергеевне достается невероятная дрянь: рюмка водки пополам с рыбьим жиром... Фома Никодимович, всхлипывая, лезет под стол отыскивать свалившееся с мясистого носа пенсне.

Валентина Сергеевна отнекивается, но все настаивают. Она подносит ко рту противную смесь — пухленькие губки ее мучительно кривятся... Клим хватает — и выпивает залпом мерзкий коктейль.

— Это не по правилам!

Но Климу уже аплодируют, а Валентина Сергеевна пожимает носком своей туфельки его ногу. Что это? Нечаянность или... благодарность?

— Теперь закуска!

На билетике Валентины Сергеевны написано: «Закусить поцелуем соседа справа».