Раймон Кено - Суровая зима

А почему? Адольф, видите ли, иностранец, только по этому. В иностранный легион ему, что ли, записаться? Смешно, своими импортными операциями Гейфер приносит куда большую пользу Франции.

Оный Гейфер оставил, не извинившись, месье Фредерика наедине со своей супругой. Всласть пописал, а потом бросился на кухню вразумлять некую сиротку, которую он называл кухаркой, впрочем, платой он ее не баловал. Вдохновив сиротку превзойти себя, он от волнения снова забежал в сортир, затем вернулся к супруге.

— Значит, у вас здесь нет родственников? — спросил месье Фредерик.

— У меня нет, — подтвердил Гейфер, — есть у жены. Чиновники — очень приличные люди.

— Да, — коротко согласилась Лали.

Месье Фредерик понял, что тема скользкая. Воцарилась томительная пауза.

И вдруг Лали взорвалась. Забыв о госте, она набросилась на своего Адольфа:

— Родственнички, милые мои родственнички, знаешь, что они вчера устроили? Пятидесятилетие сенатора отмечали! Сами обжирались, а нас не позвали. Пожор, штыд!

И разрыдалась. Гейфер бросился утешать.

— Душечка, ну успокойся! Не плачь, конфетка моя, моя какашечка!

Душечка шмыгнула носом и успокоилась. Тут она вспомнила про гостя.

— Извините, месье. Семейные дела. Вам, наверно, неинтересно.

— Родственники друга, — торжественно провозгласил он, — должны интересовать, ибо являются частью жизни означенного друга. А месье Гейфер мне друг.

Данное заявление вновь погрузило Лали в сентиментальную сырость. Немного поикав, она снова обратилась к месье Фредерику.

— Я вам все объясню, месье. Мои кузены чванятся. Я в молодости была бедна, и горжусь этим. Они и Адольфа моего стыдятся, потому что он иностранец. К тому же завидуют, что мы теперь богатые, просто бесятся. Но нам на них начхать, чхать мы хотели, понимаете, месье, на этих чиновников.

— Понимаю, — спокойно ответил месье Фредерик. — А где они служат?

— Один — сенатор, контролер в налоговом управлении. А Бернар до войны корпел в супрефектуре, а теперь якшается с англичанами.

— С англичанами? — переспросил месье Фредерик.

— Я не задаю ему лишних вопросов, — заверил Гейфер. — Вдруг какие-нибудь военные тайны. Время, сами понимаете...

— Ты что же, — взорвалась Лали, — боишься, что тебя за шпиона примут! Ты больший патриот, чем они!

— Действительно так? — поинтересовался месье Фредерик.

— Бернар, к примеру, не буду утверждать, что он не патриот, но он критикан. Иногда даже кажется, что он не верит в нашу победу.

— А они женаты? — спросил месье Фредерик. — Дети у них есть?

— Да вот еще! — всполошилась Лали. — Я шлю посылки сенаторскому сынку, а папаша на юбилей не приглашает!

Потом вернулась к вопросу о женах, и месье Фредерик обязан был выслушать достоверный и красочный рассказ о пожаре в «Нормандских рядах», случившемся 21-го февраля 1903 года. Это повествование привело рассказчицу в превосходное расположение духа, так что она повторила рассказ трижды.

Месье Фредерика давняя история заинтересовала меньше, чем нынешние, но некий отблеск того пожара словно освещал его высокую фигуру, когда он в задумчивости возвращался ночью домой.

Море было таким же бурным, как во время первой прогулки. Стояла зимняя погода, хотя (если верить астрономам) еще не закончилась осень. Осень познеосенняя, склеротическая, параличная, притом и слякотная.

Хелена высвободила свои руки из его рук, потом, подняв Глаза, снова вгляделась в этого мужчину, способного на столь серьезные чувства. А ведь он всего лишь — часть пейзажа, запечатлевшего чужбину и войну. Часть, однако же, столь существенная, что Хелена могла бы даже пожертвовать ему свою девственность. Конечно, он не более, как «френчи», но к любви-то относится всерьез... даже слишком...

Она вздрогнула.

Надо было срочно найти постороннюю тему.

— Капитан К. сказал, что комендатура собирается меня перевести. Там знают о наших прогулках.

— Пустяки, — отозвался Леамо, — я все улажу. Мы ведь пока не сделали ничего плохого.

— Пока?

— Шучу, — ответил Леамо.

Он сжал плечи мисс Уидс и поцеловал ее. Она удивилась, что этот «френчи» так скромен, что удовольствовался тем, что расплющил свои губы об ее.

Она приоткрыла рот.

Рука Леамо спустилась к пояснице. Хелена высвободилась. Он закрыл глаза и оперся о парапет, отделяющий набережную от пляжа. Уже тринадцать лет, как он не целовал женщину. Он весь дрожал. Хелене стало страшно. На земляном молу они попрощались.

Леамо остался совсем один, наедине с ночью. И все же наступит день, когда он отведет Хелену к себе (или в гостиницу) и переспит с ней. Переспит, переспит, переспит, переспит! Переспит с ней, Хеленой! Ноги сами привели его к лавчонке мадам Дютертр.

— Ну и негодяи! — воскликнула дама, только его завидев. — Кошку мою убили!

— Кто именно? — поинтересовался Леамо, все мусоля жвачку своих мыслей.

Вот Хелена раздевается. Он, конечно, целомудренно отвернется, ведь в постели-то она все равно будет голая.

— Вы еще спрашиваете? Соседи, конечно! Нашла ее с перебитым хребтом.

— Может быть не они, а собака, — предположил Леамо, продолжая витать в мечтах.

— А зачем они держат собак, отвечайте?! Чтобы моих кошек убивать, вот зачем! Люди неисправимы. Что они сделали с Христом? Распяли. С Сократом? Отравили. А Жанна д'Арк? Сожгли. А Жорес? Застрелили.

— Против последнего не возражаю, — буркнул Леамо.

Тут из задней комнаты вынырнул на свет Божий месье Фредерик, осиливший очередную порцию Лютера.

Несколько минут все трое хранили молчание, словно пережевывая каждую минуту, как ириску, которая все липла к зубам.

— Вы знакомы с месье Фредериком? — спросила мадам Дютертр. — Месье Фредерик, познакомьтесь с месье Леамо, одним из моих самых старых и верных покупателей.

— Счастлив познакомиться с офицером славной французской армии, — произнес месье Фредерик.

— Месье Фредерик — швейцарец, — уточнила мадам Дютертр.

— Угу, я тоже, — сообщил Леамо.

Месье Фредерик тем временем надевал пальто.

— Я тоже пойду, — закончил Леамо.

— И правильно, одобрила мадам Дютертр. — Пора уже закрывать.

Леамо очутился на холодной и темной улице рядом с месье Фредериком. Так вот он какой, месье Фредерик, тайный читатель Лютера: высокий, худощавый, светловолосый, с вкрадчивой улыбкой и довольно красивыми глазами. Конечно же, протестант и знает немецкий. При этом небогат — не может приобрести Лютера в личное пользование. Несмотря на отвращение к протестантизму и обиду на то, что месье Фредерик столь долго от него таился, прямо как крыса, Леамо уже приготовил вежливую фразу о нынешнем состоянии ртутного столбика.

Но тут заговорил месье Фредерик: