Раймон Кено - Суровая зима

— Какая замечательная женщина мадам Дютертр. Какая умница! Какой вкус! Давно вы с ней знакомы, месье Ламо?

— Леамо, — поправил Леамо.

— Ах простите, месье Леамо.

— С 1913, если не ошибаюсь.

— Наверно была красавицей?

— Возможно.

— Ах, — вздохнул месье Фредерик, — что за женщина.

Леамо сел на своего конька:

— Итак, месье Фредерик, вы человек нейтральный. Что вы думаете о предложенном Германией перемирии?

Месье Фредерик, хорошо взвесив, ответил шепотом:

— Союзникам стоит согласиться. Больше, чем предлагает Германия, они все равно не получат.

Леамо, посмаковав ответ, довольно потер руки. Оказывается, есть о чем поболтать!

В воскресенье Аннетта ждала его у калитки, вся расфуфыренная, кокеточка этакая. Леамо, увидев ее издали, шепнул: «ну разве не прелесть?» и на его ресницах блеснули две умиленных слезы, тут же высушенные студеным ветром.

— Здравствуй, Аннетта! — поздоровался Леамо. — Ты сегодня прелесть.

— Красивше, чем в другие разы?

— Да, — заверил Леамо, — в сто раз.

— А знаете почему?

— Не знаю, — признался Леамо.

— Потому что мы пойдем вдвоем, месье Леамо.

— А где Поло? Заболел?

— Да нет, он же скаут. Совсем на них помешался! Ну что, пошли?

И они пошли. Чтобы вести ее за ручку, девочка была уже велика, чтобы под руку, пока мала. Они просто шли рядом. Чуть не доходя до трамвайной остановки, она вдруг повисла на его руке и прижалась к нему:

— Месье Бернар!

— Что такое, малышка?

— Я не хочу в кино.

— А что же ты хочешь?

— Погулять в Монжонском лесу.

— Так ведь холодно.

— Мне нисколечки не будет холодно.

— Тогда нет возражений, — согласился Леамо. — Сядем на трамвай в другую сторону.

— Вот здорово! — обрадовалась девочка.

Они долго ждали трамвая, а потом вошли в лес. Под их ногами разлетались в пыль серые металлические листья. Было очень холодно.

— Не замерзла? — спросил Леамо.

— Ой, нет. Когда я с вами, мне тепло.

— И мне, — усмехнулся Леамо. — когда ты со мной, я не думаю ни о холоде, ни о войне.

— Вы несчастны, месье Бернар?

— Я? С чего ты взяла? Я не несчастлив. Но и не счастлив. Я не стремлюсь быть счастливым. Тебе этого еще не понять.

— Скажите, месье Бернар... а вы после встречались с той девкой, англичанкой из кино?

— Да... Конечно, очень часто. По службе.

— Она вам нравится?

— Дитя мое, — произнес Леамо, — давай вести разговоры, которые тебе по возрасту.

— По возрасту? Еще год с капелькой, и я замуж могу выходить. Мне Мадлена сказала.

— Вот через год и поговорим.

— А будь я на год старше, вы бы на мне женились, месье Бернар?

— Дитя мое, повторяю, давай поговорим о том, что тебе по возрасту.

— А я бы за вас тут же выскочила, — сообщила Аннетта.

Леамо промолчал.

— Любите другую, да? — спросила Аннетта. — Ту англичанку?

— Не знаю, это ли называется любить.

— А что называется?

— Ты сама-то как думаешь? — улыбнулся Леамо.

— Я вас все время вспоминаю, жду не дождусь воскресенья. Считаю, что вы красивый, даже очень.

— Тогда я ее люблю, — пробормотал Леамо.

Аннетта умчалась вперед. Леамо сначала удивился, потом попробовал ее догнать, но не с его ж колченогой конечностью. Но все-таки — бежит, значит заживет нога.

Аннетта обернулась, увидела, как он волочит свою поколоченную лапу, и сжалилась, остановилась.

— Аннетта, что это на тебя нашло?

— Вы меня не любите, — ответила Аннетта.

— Дитя мое, малышка, подруженька, — зачастил Леамо.

Он обнял девочку и крепко прижал.

— Ты представить не можешь, что ты для меня. Ты — светлячок в ночи. Ты чудо! Именно чудо!

— Неправда, вы все время думаете об этой англичанке.

— Одно другому не мешает, — ответил Леамо с лукавством взрослых, убеждающих детей, что Дед Мороз существует, и тут же припомнил. — Но, если ты за меня выйдешь, тебе уже не стать шпионкой, как в кино.

— Одно другому не мешает, — ответила Аннетта.

Тут они оба рассмеялись, весело, громко.

Вдруг появился какой-то парень в ядовито-серой одежде, толкавший перед собой тачку с хворостом.

— Фриц! — вскрикнула Аннетта.

Это действительно был в/п. Он встал по стойке смирно и отдал честь.

— Извиняюсь, — доложил он с положенными фонетическими искажениями. — Вот, девочку напугал. Но я вас не видел. Так что извиняюсь.

— Ничего, ничего, приятель, — успокоил его Леамо.

— Что?! — возмутилась Аннетта. — Фриц вам приятель?

Леамо сделал знак в/п, чтоб уходил, и тот беззвучно удалился со своей тачкой.

— А теперь куда пойдем? — застенчиво спросила Аннетта.

— Покатим свою тачку, — ответил Леамо.

— Вас огорчил этот фриц? — встревожилась Аннетта.

Леамо не ответил. Они молча вышли из леса. Он предложил перекусить в кабачке возле кладбища. Полакомились креветками, выпили сидра. Леамо рассказал девчушке про свой первый военный месяц. Потом он проводил ее домой.

Леамо поцеловал ее в обе щеки, девочка коснулась губами его рта.

Амелия пошла открывать, но это оказался вовсе не месье Фредерик. Его ждали к ужину, но пришла Тереза. Леамо вежливо встал ей навстречу.

— Что происходит, Бернар? — начала допрос Тереза. — Не пришли в воскресенье. Мы вас до часа ждали. И ни слуху, ни духу. Я уже стала волноваться.

— А сенатор? — поинтересовался Бернар.

— Это не он меня послал. Он уверен, что вы обиделись. Не говорите ему, что я у вас была.

— Да не обиделся я, — заверил Бернар, — но вечно он лезет не в свое дело. Не для того я чуть не потерял ногу во славу Франции, чтобы старший брат приставал ко мне с этими несчастными детишками. Я не сержусь, но просто не хотел в прошлое воскресенье вас видеть. Вас обоих, если откровенно.

— Могли бы и предупредить.

— И предупреждать не хотелось.

— Вы и на меня обиделись?

— Ну ладно, оставим. Слушайте, Тереза, я ненароком вам ничего не наболтал?

— Рассказывали о какой-то Хелене.

— Ну и дурак же я!

— Жалеете, что открыли секрет. Вы что, уже ее разлюбили?

— Дорогая Тереза, я дурак, но не настолько, чтобы снова разоткровенничаться.

— Извините за любопытство.

— Так уж и быть. Но вот скажите, Тереза, какой должна быть любящая женщина?

— Ну и вопросик!

— А все-таки. Обязана ли она постоянно думать о любимом?

— Конечно.

— А считать его красавцем?

— Несомненно.

— Значит, выходя за сенатора, вы были уверены, что он красавец?

— Разумеется.

— На свете много, друг Гораций, что и не снилось.

— А вас я не нахожу ни красивым, ни умным.

— Короче говоря, терпеть не можете.

— Какой вы догадливый.

— Как же тогда объяснить ваше появление?

— Хотела сообщить, что Шарль приезжает на рождественскую побывку.

— Я знаю, он мне писал.