Валерий Роньшин - Игра в дурака [сборник рассказов]

Кошкин открыл. А на пороге стоит така–а–а-я секс–бомбочка в мини, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Груди — ВО! Жопа — ВО!.. В общем, настоящая русская красавица.

Зашла. Села. Ногу на ногу закинула, так что трусики видать.

А Кошкин уже хуй свой достаёт.

— Не доставай, не доставай, — усмехается баба. — Кончилась твоя ёбаная жизнь, Кошкин. Смерть за тобой пришла.

Пригляделся Кошкин к секс–бомбочке, а она и впрямь на Смерть похожа: лицо белое, трусы чёрные, а взгляд — потусторонний …

«Вот, блядь!» — думает Кошкин. А вслух говорит:

— Может, отсрочку дашь? Мне надо ещё кой–кого отъебать.

— Всех не переебёшь, Кошкин, — отвечает Смерть. — Знаешь китайскую мудрость: ”Мужчина умрёт, и после него останется десять тысяч невыебанных женщин». Так что собирайся, дружок.

— Куда собираться–то? — интересуется ёбарь.

— В Ад, милый. Ты ебал, теперь тебя ебать будут.

— Как же так?.. — не может понять Кошкин. — Мне ж всего сороковник.

— А это не важно, — отвечает Смерть. — Главное, не сколько человек прожил, а сколько ему осталось. А твоя жизнь уже кончилась.

«Вот, блядь!» — снова думает Кошкин. Ясное дело — неохота ему в сорок лет на тот свет отправляться.

Смерть между тем продолжает:

— Но так как ты доставлял женщинам сексуальное удовольствие, я…

— Отсрочку дашь?! — выпалил с надеждой Кошкин.

— Не–е–т, — усмехнулась Смерть, — отсрочек я не даю. А вот последнюю твою просьбу выполнить могу. Чего ты желаешь?

— Бабу выебать! — не задумываясь, воскликнул ёбарь.

— Нет у меня времени тебе бабу подыскивать, — говорит Смерть.

— А давай я тогда тебя выебу, — предлагает Кошкин.

— Меня?!

— Ага. Ты ведь тоже баба.

— Хм-м, — хмыкнула Смерть. — Интересное предложение. Вообще–то меня ещё ни разу никто не ебал.

— Так ты что — целка?! — обрадовался Кошкин (дело в том, что больше всего на свете он любил рвать целки).

— Ну, можно и так сказать.

— Тогда вот тебе моё последнее желание, — раздухарился ёбарь. — Я хочу порвать твой целяк!

— Пошляк ты, Кошкин, — усмехнулась Смерть. — Ну, да уж ладно, рви.

Кошкин тотчас хуй достал. Смерть трусики сняла.

Пиздища у Смерти тоже оказалось — ВО! И Кошкин начал её ебать — ебёт–ебёт–ебёт–ебёт–ебёт–ебёт-ебёт–ебёт–ебёт–ебёт… А Смерть во вкус вошла. Понравилось ей ебаться — щёчки разрумянились, глазки загорелись…

— Аа–аа–аа, — стонет от удовольствия.

Отъебал её Кошкин. Хуй в штаны заправил.

— Ну, я готов, — говорит, — в Ад отправляться.

А Смерть — ему:

— Успеется. Выеби–ка меня ещё разок.

Ёбаря Кошкина о таких вещах дважды просить не надо. Снова достал хуй, снова Смерти в пизду сунул и по–новой начал её ебать.

Ебёт–ебёт–ебёт-ебёт–ебёт–ебёт–ебёт–ебёт–ебёт-ебёт–ебёт–ебёт–ебёт-ебёт… А Смерть знай себе подмахивает и покрикивает:

— Давай, давай, веселей!..

Кошкин и даёт. Вернее — ебёт.

Ебёт–ебёт–ебёт-ебёт–ебёт–ебёт–ебёт–ебёт–ебёт-ебёт–ебёт–ебёт–ебёт–ебёт–ебёт-ебёт–ебёт–ебёт–ебёт–ебёт–ебёт-ебёт–ебёт–ебёт–ебёт–ебёт–ебёт-ебёт–ебёт- ебёт–ебёт ебёт–ебёт- ебёт–ебёт и…

ЗАЕБАЛ Смерть. До смерти.

И опять стал жить–поживать, да баб ебать. Вот ему шестьдесят стукнуло… вот девяносто… а вот и все сто двадцать… У него уж и первая жена помереть успела, и вторая, и третья, и четвёртая… и дети все от старости умерли… и внуки с правнуками. А Кошкин знай себе ебётся.

В конце–концов феноменом Кошкина заинтересовались учёные из Академии наук и создали специальную комиссию во главе с профессором Кислощеевым.

Явилась комиссия к Кошкину и говорит:

— Здравствуйте. Хотим узнать, почему к вам так долго смерть не приходит.

— А я свою Смерть насмерть заебал, — честно признался Кошкин.

— Как это? — не поняли учёные.

— Хотите покажу?

— Покажите.

Кошкин, не долго думая, поставил всю комиссию раком и отъебал. Не насмерть, конечно. Но прилично каждому впиндюрил. В особенности, профессору Кислощееву. Так ему засадил, что профессор потом на лекциях студентам рассказывал: «Да, ребята, вот это хуй. Всем хуям хуй». Студенты слушали профессора и на ус мотали, а после лекций к Кошкину бежали. Ебаться. Впрочем, это уже совсем другая история.

Жили–были человек по имени Фёдор и его жена по имени Настя. Фёдор был очень умный, поэтому работал на кладбище. Могилы рыл. В этом нет ничего странного; ворон тоже мудр, а сидит на отбросах.

А жена у него всё время болела. Ну, у Фёдора то есть.

Народу каждый день помирало много, так бывало накопаешься — спину не разогнуть… Придет, значит, Фёдор с работы голодный как собака. А ужина — нет. Настя опять слегла.

Мечется, мечется, сердешная, по кровати.

— Воды! — хрипит. — Воды!..

Ну, даст ей Фёдор сырой воды из–под крана. Жена всё ж таки. Настя пьёт–пьёт. Жадно так, с прихлёбом. И по подбородку у неё вода льётся.

Один раз… второй… третий… Болеет и болеет Настя. Вот, кажется, совсем уж доходит, завтра помрёт…

Нет, не помирает!

Другие, кругом посмотришь, только и делают, что мрут как мухи. А Настя — нет. Болеет, но живет. Недаром говорится: слабая лучина сто лет коптить может.

Надоело наконец всё это Фёдору. Решил он от Насти избавиться. Стал ждать удобного случая.

А тут как раз помер один профессор. Выкопал Фёдор для него могилу, а родственники возьми, да и откажись от похорон. Пускай, говорят, лучше дома лежит. Квартира у нас большая. Места всем хватит.

А земля в тот день тяжёлая была. Глина да камни.

Пришёл Фёдор домой чуть живой. Еле ноги волочит. Ну, — думает, — сейчас жена ужин приготовит, поем, отдохну…

Хрен попало.

Настя опять больная лежит. Ещё пуще прежнего хворает. Мечется по кровати. Вся красная от температуры.

— Воды! — хрипит. — Воды!..

Дал Фёдор ей воды из–под крана.

— Пей, миленькая, — ласково так говорит, а сам думает: «А не зарыть ли мне её в эту свободную могилку?..»

Сказано — сделано.

На другой день воскресенье было. На кладбище — выходной. Вот Фёдор и пригласил Настю между могил прогуляться.

Настя сдуру и пошла, ничего не подозревая. А Фёдор ей дорожку, знай, указывает.

— Сюда, милая… Теперь — сюда.

Довёл жену до профессорской могилы, да и столкнул. Ну а уж заступ у него ещё с субботы был в кустах припрятан.

Зарыл он Настю. Землю подравнял.

По–шёл весёлый!

Приходит домой, а там… Настя. Лежит на кровати вся из себя больная.

— Воды! — хрипит. — Воды!..

Что за чёрт?..

Побежал Фёдор опять на кладбище. Могила на месте.

Вернулся домой. Настя тоже на месте.

Ладно, думает Фёдор, раз начал душить — надо душить до конца. (Привычка у него такая была: всякое дело до конца доводить.)