Пётр Самотарж - Одиночество зверя

Человек входит в кабинку для голосования с бюллетенем в руке, читает в нём фамилии кандидатов или перечисление партийных списков и делает выбор. Своё решение он, в лучшем случае, основывает на прочитанном, увиденном и услышанном в ходе предвыборной программы. В худшем — на внешности, партийности и биографических данных в официальной информации о кандидате. Со списками дело обстоит лучше: сведения о них люди всё же черпают по преимуществу из агитационных материалов или сообщений средств массовой информации. За исключением случаев, когда пенсионер решает голосовать за партию пенсионеров ввиду её названия — но таких немного. Так, в конечном счёте, кто формирует мнение людей о кандидатах и партиях? Пресса, политики и аналитики? И какими же соображениями руководствуется избиратель в своих предпочтениях? На чём они основаны? На объективной и взвешенной информации? Где же её взять? Сведения проистекают в основном от сторонников или противников, следовательно — апологетичны или критичны. Проверить то и другое человек не может, ему остаётся только верить на слово. В результате он выбирает того, кому доверяет. Почему же он доверяет тому, кого не может проверить? Потому что его устраивают слова, произносимые кандидатом или представителями партии. Или, потому что считает других кандидатов и другие партии хуже тех, на ком остановил свой выбор.

Казалось бы, о правящей партии можно судить по делам, но как? Нельзя решить все проблемы в одночасье, путь к спасению может оказаться трудным и сопряжённым с новыми лишениями. Но, всё же, правильным. Гражданин видит окружающие его несовершенства жизни, слушает заверения оппозиции о её готовности и способности их решить и хочет понять, избрала ли власть неверный путь, или просто нужно ещё потерпеть и продолжить движение в прежнем направлении. Если избиратель не является специалистом в проблемных областях (каковых большинство) он вновь принимает все аргументы на веру и судит о правящей партии по словам, как и об оппозиции.

Каковы же слова? Кто их произносит и зачем? Власть доказывает: стакан наполовину полон, оппозиция твердит о стакане полупустом. Те и другие вряд ли терпят лишения в их частной жизни, возможно — занимаются предпринимательством, имеют собственные интересы, далеко не всегда совпадающие с интересами конкретного человека у избирательной урны. А тот в словесной круговерти пытается высмотреть правду и в конечном итоге либо плюёт и уходит домой смотреть развлекательное шоу по телевизору, либо принимает за правду некоторые из услышанных им слов. Не умея проверить их истинность, он полагается на добросовестность людей, эти слова произносящих. Однако убедиться в порядочности этих людей, произносящих слова, он тоже не может. Так слова нагромождаются на слова, пока большинство избирателей не перестаёт верить всем без исключения — тогда случается катастрофа.

Саранцев видел в Покровском способного человека, который придерживается слишком высокого мнения о себе самом. Верить в свои способности необходимо, иначе в политике делать нечего. Но считать себя божеством, сошедшим на грешную землю для спасения человечества или хотя бы одной, отдельно взятой страны — перебор. Игорь Петрович не слишком часто общался с генералом в нерабочей обстановке, но едва ли не каждая такая встреча оставалась в памяти. Покровский не выглядел статуей, он действительно выслушивал ответы на свои вопросы, но не ждал от Игоря Петровича вопросов к себе. Казалось, он готовился к беседам об истории и литературе заранее, хотя Саранцев их не планировал и темы не обдумывал. И, тем не менее, именно Саранцев и заводил всякий раз речь о высоких материях, спровоцированный серией рассеянных замечаний собеседника. Тот мог, например, упомянуть о своей собаке, дождаться встречной реакции, сказать ещё несколько слов, и через пару минут Игорь Петрович с удивлением обнаруживал себя рассуждающим о советской литературе семидесятых годов, хотя он смыслил в ней не больше любого среднестатистического обывателя.

Покровский обожал использовать навыки военного стратега в отношениях с другими людьми: заставлял соперников раскрывать планы прежде, чем они получали возможность оценить его возможности и цели. Он отдавал указания немногословно и без лишних комментариев — предполагал в своих сотрудниках способность понимать его с полуслова. С уважением относился к подчинённым и не требовал пресмыкаться перед ним, но наказывал холодным отношением и даже увольнением за попытки выполнить порученное задание, если в процессе осуществления оно оказывалось ошибочным или неоптимальным. Не желал разбирать конфликты между ведомствами, но, если они становились предметом общественного осуждения, подвергал административной каре всех перессорившихся руководителей. Во время поездок по стране вышучивал местные власти за косметический ремонт домов и улиц, по которым проезжал его кортеж, но ни разу никто не попробовал обойтись без украшательства, и оставалась неизвестной его возможная реакция на отсутствие такой демонстрации усердия. Никогда не кричал, не раздражался и не выходил из себя, но временами начинал говорить тихо и с тайной угрозой в голосе, и тогда у министров холодело под ложечкой, хотя расстрел или хотя бы арест никому из них не грозил.

В начале первого президентского срока Покровского затонула подводная лодка со всем экипажем, через несколько лет её подняли, но он не пришёл на похороны моряков. Потом погибли сотни людей при освобождении заложников в захваченном террористами концертном зале, и генерал снова не пошёл на их похороны. Саранцев счёл его решение ошибкой и едва ли не впервые попытался уговорить его сделать то, чего тот делать не желал. Игорь Петрович долго говорил о людях, отдавших жизнь своей стране, и необходимости утешить семьи, потом замолчал.

— Я был на войне, — сказал Покровский. — Мои подчинённые погибали. По мнению гражданских — по моей вине, раз я ими командовал. Как вы думаете, я винил себя в их смерти?

— Наверное, — нерешительно выговорил после тяжёлой паузы Саранцев.

— Я не плакал над сводками потерь, — продолжил Покровский. — Я анализировал ход операции, выявлял недочёты и недосмотры, а в следующий раз стремился использовать до отказа весь новый опыт и снизить новые потери. Мои слёзы никому не нужны, а мои способности как командира нужны матерям, чьи сыновья живы и выполняют мои приказы. Никогда нельзя предусмотреть всего, но можно строить планы с учётом возможных неожиданностей. Ни одна военная операция никогда не развивается так, как её задумали, и искусство полководца состоит в способности учитывать реальность и вносить оптимальные изменения. Борьба с террористами, в конечном счёте — война с врагом на своей собственной территории. Вы представляете себе последствия такой войны?