Пётр Самотарж - Одиночество зверя

— Официальные церемонии всегда на девяносто процентов посвящены традициям, а не реальному действию. Иначе торжественность не обеспечить. Солдаты ведь открывают вам двери не в спальню, а в Екатерининский или Георгиевский зал, где собрались, скажем, награждённые. Вы не можете шустренько выбежать из боковой двери и по-быстрому развесить ордена — оскорбите людей, унизите государство.

Лимузин тронулся с места, развернулся в тесном дворике, мощённом брусчаткой, проехал под аркой, свернул налево и двинулся в сторону Боровицких ворот. Слева высился Сенатский дворец, справа — Арсенал, который уже давно занят комендатурой Кремля, хоть и обложен со всех сторон трофейными пушками девятнадцатого века. Саранцев бросил взгляд на крашеные стены с обеих сторон и неожиданно спросил:

— Почему Достоевский не любил жёлтый цвет, а весь неофициальный Питер и старая Москва выкрашены именно жёлтым?

— Достоевский не любил жёлтый?

— Я читал где-то. Когда-то. Видимо, в другой жизни.

— Люди по-разному воспринимают цвета. Зачастую — эмоционально. Никто не покрасит свой дом в черный цвет.

— Зеркальные небоскрёбы бывают чёрными, а они ведь тоже кому-то принадлежат.

— Здесь уже корпоративная политика — подавить зрителя внешним обликом здания, и потом прижать партнёра на переговорах в его недрах. Зеркальная поверхность уже не угнетает, она создаёт образ великолепия.

— Откуда вы всё это знаете Юля?

— Если честно, Игорь Петрович, сейчас придумала. Просто высказала своё мнение, имею право?

— Имеете.

Вокруг «мерседеса» стремительно собрался кортеж, и вся колонна двинулась дальше. Со всех сторон её снимали туристы — мобильными телефонами, фотоаппаратами и видеокамерами, но зашторенные окна задних дверей скрывали от них пассажиров машины с президентским штандартом на передних крыльях. Вереница джипов и лимузинов вырвалась из Кремля, впереди возникла полицейская машина с включенной «крякалкой» и проблесковым маячком. Скорость стремительно выросла но «мерс» по-прежнему едва не упирался радиатором в задний бампер джипа охраны, а сзади его точно так же «подпирал» второй джип.

— Не перестаю удивляться, как это у них получается.

— Простите, Игорь Петрович, вы о чём?

— О наших водителях. Дистанции практически равны нулю, а скорость за сотню. И никаких касаний.

— Они прошли спецподготовку.

— Я знаю, Юля, знаю. Почему же я не прошёл спецподготовку перед вступлением в свою должность?

— Вы прошли.

— Вы думаете?

— Конечно. Больше десяти лет политического опыта в разных должностях, не считая высшего образования и профессиональных навыков.

— Вашими бы устами, да мёд пить. Если водителю нужно усовершенствовать водительское мастерство, он тренируется посредством вождения автомобиля. Побыть же президентом в тренировочном режиме нельзя — извольте сразу под каток.

— Профессия называется «политика», президент — лишь должность.

— Формально вы, наверное, правы. Но по моим личностным ощущениям — нисколько. Очень тяжело не иметь над собой персонифицированную фигуру начальника. Я всё понимаю: я не царь, мне не всё позволено. Есть парламент, Верховный и Конституционный суд, я обязан соблюдать законы, и меня могут привлечь к ответственности в случае их нарушения, но, когда не от кого получать распоряжения, жизнь категорически меняется. Вы не думали об этом?

— Честно говоря, нет. Я ведь не собираюсь в президенты.

— А почему бы и нет? Вы ещё молоды. Вот прославитесь под моим крылом, а потом и сами двинете к вершинам власти.

— Предпочитаю остаться журналистом, — засмеялась Кореанно. — Буду донимать вас на пенсии просьбами об интервью.

Саранцев внимательней присмотрелся к проплывающим за окном видам Москвы и встревожился.

— Каким-то странным маршрутом мы следуем, — произнёс он чуть неуверенным голосом, едва ли не жалобным.

— Необычное место назначения, и маршрут соответствующий, — беззаботно ответила Юля. — По проспекту Мира поедем.

«Палаческое чувство юмора у Дмитриева», — подумал Игорь Петрович. Он не собирался впадать в истерику из-за необходимости проехать мимо места роковых ночных событий, но одновременно и усомнился в собственноручном машинальном обвинении директора ФСО. Они ведь действительно едут в Мытищи, куда никогда прежде не ездили, а туда можно добраться в том числе и по проспекту Мира.

Кавалькада стремительно пролетела мимо спорткомплекса «Олимпийский», Рижского вокзала и ВДНХ, но перед Северянинским путепроводом, снизила скорость и свернула налево.

— Странно, — сказал Саранцев. — И с проспекта тоже свернули.

— Так решила ФСО, — объяснила Юля. — По проспекту Мира мы бы выехали на Ярославское шоссе, и уже оттуда свернули бы в Мытищи, но тогда поехали бы через центр города, а вы просили не производить там фурора. Поэтому заедем с Осташковского шоссе — школа там близко, не придётся слишком глубоко забираться в город.

— Кажется, я в этих краях вообще никогда не бывал.

— Вы же учились в Мытищах?

— Учился. Но в Москву оттуда тогда ездили исключительно на электричках — на Ярославский вокзал. А кстати, какие вам известны упоминания Мытищ в литературе?

— В литературе? — удивилась Юля, задумалась и пожала плечами.

— Никто не обращает внимания, а между тем Наташа Ростова после бегства из Москвы встретила князя Андрея именно на ночлеге в Мытищах. Практически на окраине современных новых Мытищ есть село Тайнинское — что имеете сказать о нём?

— Ничего, — засмеялась Юля.

— Там находился деревянный царский путевой дворец, место первой ночёвки после выхода из Москвы — например, на богомолье в Троице-Сергиеву лавру, или в Александровскую слободу. И там же Мария Нагая признала Лжедмитрия своим сыном.

— Выходит, это весьма примечательный город?

— Во всяком случае, не безликий. Согласно легенде, улица Лётная там получила название от аэродрома дальней авиации времён Великой Отечественной.

— Лётная? А мы ведь туда и едем, — объявила Кореанно и вскрикнула от неожиданности. — Смотрите, акведук!

Вдали белел стройный силуэт настоящего древнеримского акведука, который пересекал заросшую травой пойму среди городской застройки.

— Знак приближения к цели нашего путешествия, — поучительным тоном заметил Саранцев. — Мытищи ведь с восемнадцатого века поставляли в Москву ключевую воду, вот по этому водоводу. Правда, теперь они даже себя не могут обеспечить артезианской водой — водоносный слой загрязнён промышленными стоками.

— Знак приближения конца света? — улыбнулась Юля.

— Символ бесхозяйственности, разгильдяйства, коррупции и прочих наших проблем, — серьёзно, как с трибуны, парировал Саранцев. — Нам вечно кажется, у нас всего вдоволь, можно не экономить и не ломать голову над способами сохранения наследия прошлого.