Михаил Найман - Плохо быть мной

Я слышал шум двигателя, автобус вез меня в Вермонт, но не в тот, куда я ожидал приехать. Я не знал, куда он меня вез. Кроме этого механического шума, ничего не было. Шум — и стук сердца. Я сидел и слушал тот и другой. И не мог ничего поделать с тем, что чувствую страх.

Автобус стоял в темноте на гигантском пустыре в Монпилиер. Среди встречающих меня ждала девушка, чтобы отвезти в школу. Я знал, что Трофимов пришлет кого-то меня встретить, но не ожидал, что это будет она. Она сильно изменилась с того лета, когда мы оба оказались в кампусе. Аккуратная стрижка, почти офисная рубашка. Но в облике все то же сходство с представителем в первую очередь фауны и лишь во вторую — человеческого мира. Даже не внешнее сходство, а внутренняя грубость, странным образом все время вылезавшая наружу.

Наверное, поэтому и не получилось запомнить ее имени. В Русской школе все звали ее до абсурда очевидным прозвищем Свинка. Так ее называл даже студент из Техаса, который, по его словам, заставлял ее каждую ночь молить о пощаде. Этим он объяснял главную причину, почему позарился на нее, в глубине души понимая, что такой поступок требует объяснений. Он был на редкость «техасским» парнем, как ты представлял себе техасского парня, ни разу в жизни с таковым не столкнувшись. Он совершенно не подходил Русской школе. Мне он запомнился по большей части тем, что целыми днями сидел, широко расставив длинные ноги, посередине комнаты моего друга Арона — кадета, который больше всего на свете ненавидел войну, а верхом мирового дебилизма считал солдатскую муштру, — и, запустив одну из ладоней за пояс шортов, рассказывал нам, как ему по душе любить Свинку до тех пор, когда она начнет молить о милосердии.

Русский язык был для него чем-то, что для защитника прав животных скотобойня. Примерно то же можно было сказать и про его родной английский. Это усугублялось и тем, что за его нижнюю губу неизменно был заложен жевательный табак, что делало задачу понять, на каком языке он разговаривает, практически невыполнимой. В руке он всегда держал бутылку, в которую сплевывал табачную слюну.

Больше всего он любил показывать фотографии своей невесты, дожидавшейся его в Техасе, облик которой имел сходство со Свинкой. Парень заверял, что у него с девушкой на фото настоящая любовь. На вопрос, что девушка по кличке Свинка делает в его постели, техасец отвечал, что повадки Свинки мало отличаются от всей их породы.

Свинку мы видели редко. Глубокой ночью, когда бутылка была уже до предела заполнена светло-коричневой слюной, она появлялась в спальне Арона в бесформенных шортах и бесформенной майке и, шлепая по полу тапками, нависала над техасцем и произносила роковую фразу: «Мама давно уже заждалась». После чего брала его за руку и, перебирая короткими ножками, уводила в выделенную ей комнату.

Один раз, правда, она порадовала нашу компанию своим обществом на более продолжительное время.

Мы впятером сидели в комнате Арона. Здесь был и Дэниэл, который перед началом семестра был избит болельщиками местной бейсбольной команды за то, что выразил полное пренебрежение к этому виду спорта. Тут же находился и его закадычный друг по кличке Твиги, который за свою недолгую жизнь пришел к выводу, что в этом мире нет ничего лучше азиатских женщин. Арон только что приобрел траву у местного вермонтского пацифиста, который согласился продать ее подешевле при условии, что Арон подожжет военный кампус.

Техасец сплюнул в бутылку в очередной раз и уже собирался открыть рот, чтобы произнести одну из привычных заготовок про Свинку, когда Арон поднял на него красные от марихуаны глаза и заявил, что мог бы свободно заняться с ней любовью.

— Конечно мог бы! — охотно согласился техасец и ободряюще кивнул Арону.

Тогда Дэниэл решил, что теперь его очередь, и сообщил техасцу, что он тоже легко мог заняться сексом с Свинкой, на что техасец с еще большим энтузиазмом заверил его, что нисколько не сомневается ни в нем, ни в ней. Пришло время Твиги осведомить, что и ему не составило бы большого труда затащить ее в постель, на что техасец горячо пожал ему руку и сказал, что никогда не подвергал сомнению способности и талант Твиги. Когда настал мой черед, я, нисколько не задумываясь над смыслом того, что говорю, а лишь с целью не испортить общее веселье, также предположил, что мог бы переспать со Свинкой. Что я мог бы сделать это, техасец подтвердил, даже толком не взглянув в мою сторону.

В этот момент мы услышали смех из угла комнаты. Там сидел предмет нашей беседы: что мы ее не заметили прежде, объяснялось, вероятно, дымом в помещении и в наших мозгах. Нам стало очень неловко, это выразилось взрывом вульгарного хохота. Громче и дольше всех смеялась Свинка. В ее «ха-ха-ха» слышалась злорадная благодарность, отчего я стал относиться к ней с опаской.

Сейчас при виде Свинки на автобусной остановке в Монпилиер, оживленной и машущей мне рукой, я забеспокоился, что она вспомнит мою идиотскую фразу.

Неуверенно подхожу к девушке.

— Привет, дорогая. — Понимаю, что не помню ее имени.

— Мы тебя ждем всей школой, Миша! — с удовольствием произносит Свинка мое имя. — Трофимов говорит, что работы для тебя хватит больше чем на семестр. Он говорит, ты закончил колледж в Англии. По какой специальности?

— Антропология.

— Очень подходит к профилю, что мы тебе выбрали! Антропология — это ведь финансы?

— Культура, — говорю я.

— Тем более. Единение двух культур, русской и американской. — В ее голосе звучит нотка уверенности, которая бывает только у начальников. — Ты, наверное, и не мечтал, когда изучал антропологию, что тебе представится такая возможность?

— Не совсем. Мне хотелось поехать в Африку. Может быть, навсегда там остаться… В каком-нибудь племени…

Мы сели, машина тронулись. Свинка молча вела свой «бьюик».

— Помнишь Даниэла и Твиги? — нырнул я в воспоминания. — Постоянно вместе. Про них даже говорили, что они педики, а они переспали практически с половиной кампуса…

— Правда? — живо откликнулась Свинка.

— Знала бы ты, что они говорили про своих подруг за глаза! И тот балбес из Техаса. У него вообще была невеста, когда он…

Тут я замолчал. Машина мрачно и обреченно неслась вперед. Мне подумалось, что она везет меня в Москву, где ждет армия. Я поежился. Надо было срочно переводить разговор на другую тему.

У лобового стекла лежала плитка шоколада, я схватился за нее, как за спасательный буек.

— Можно? — спросил чуть заискивающе.

На этот вопрос Свинка отреагировала более нервно, чем можно было ожидать. Дернулась и даже вильнула рулем. Я удивился, но шоколад все равно взял.

— В первый раз вижу шоколад в обертке с девушкой в одних стрингах.