Кэти Остлер - Карма

Что мать-индуска учила меня верить, что боги слышат наши молитвы и могут, если пожелают, дать то, о чем мы их просим.

Что отец-сикх внушал мне, что, добродетельно и честно прожив жизнь, можно вырваться из круговорота рождений и смертей.

Что я уверена: наши доброта и щедрость создают карму и тем, кто с нами рядом, а не только нам самим.

И что я узнала это благодаря мальчику по имени Сандип. И его сестре, которую зовут Парвати.

Спасибо им.

Наше бегство и наши голоса поглощает ночь. Мы не рискуем разговаривать, чтобы не внушать подозрения соседям.

Сандип спит. Без сновидений. И без отчаянных криков во сне. А я не смыкаю глаз.

Поезд ползет в темноте призрачной змеей.

В вагоне ужасно жарко. Из открытых окон – ни ветерка. Жара мешает пассажирам нормально спать. Разгоряченные тела отекают. Люди бормочут во сне. И кажется, у всех на пересохшем языке вертится один вопрос.

Ты действительно похож на девочку, – слышатся мне голоса. – Кто ты такой на самом деле?

Для канадца – слишком темная кожа. Для девочки – слишком высокий рост. Для мальчика – слишком красивые черты.

Я говорю на трех языках. Английском. Хинди. Пенджаби. (Бывает, и на французском.) Но кто я? Вечный иностранец в девчачьем теле.

Я знаю, кто ты.

Спи, Сандип. Мы еще не приехали.

Ты свет, ты джива, наполняющая пустое пространство.

Тш-ш-ш, Сандип.

Акбар тоже шептал в темноте.

Ты можешь мне рассказать. Я сохраню твою тайну. Что случилось с твоими волосами? Ты пережила бесчестие? Нет? Наверно, ты просто забыла. Но не волнуйся. Я тебе не буду об этом напоминать. Ты теперь одна из нас. Тоже житель пустыни. Тоже изгнанник.

Всходит и заходит луна, но я все не сплю. Я дожидаюсь того места, где остановился тот другой поезд. Остановился и ждал, пуская белые облачка из трубы. Терпеливо, невзирая на расписание, дожидался, пока совершатся преступления.

Узна́ю ли я его? Тот изгиб пути. То поле и несущийся с него смрад. Запах той единственной смерти, которую мое сердце не может ни принять, ни вычеркнуть из памяти.

Я слушаю, как стучат на стыках колеса. Тудух-тудух. Тудух-тудух. Тудух-тудух. Стрелки часов повернули вспять. Тудух-тудух. Тудух– тудух. Где? Ту-дух. Здесь? Ту-дух. Это здесь набежали волки?

Быстрее!

Они вламываются в дверь.

Не тормозите!

Бензин на похолодевшей от страха коже.

Не останавливайтесь!

Загорается спичка.

В этой глуши.

Волосы охватывает оранжевое пламя.

В этой глуши!

Брови опалены.

Не в этом поле!

Ресницы дочиста сгорели.

Не в этом поле!

Язык парализован.

Нет!

Безмолвный крик.

Слезы превращаются в пар прямо в глазу.

Город накрыла амнезия – потрепанное покрывало беспамятства.

Четыре недели назад я оставила в гостиничном номере урну с прахом своей матери. Оставила на выложенном плиткой полу свои волосы. Оставила отца в городе, обезумевшем от ненависти, которую не хотели замечать власти страны. Ее граждане убивали друг друга настолько организованно, что было очевидно: резня спланирована много месяцев назад.

Что изменилось в городе четыре недели спустя? Стало меньше людей в тюрбанах? Но кто на это обращает внимание?

Кому здесь какое дело, что творилось недавно на улицах Нью– Дели? Кто вообще помнит об этом?

Я вглядываюсь во встречные лица. Ты участвовал во всем этом? Отбирал у человека жизнь? Дыхание? Мечты? Или просто стоял рядом и не вмешивался?

Не понимаю, Сандип. Почему никому не стыдно за то, что было? Почему весь город не стоит на коленях? Почему толпы не молят о прощении? Не ползут на четвереньках в храмы с приношениями в зубах?

Майя, мы народ с длинной историей и короткой памятью. Мы народ, который привык к боли.

Кто-нибудь видел этого человека? – кричит Сандип прохожим. – Кто-нибудь видел? Он размахивает паспортом моего отца.

Толпа обтекает его, как река – камень.

Мы ищем Амара Сингха!

Женщины молитвенно складывают ладони. Мужчины пожимают плечами, но не все. Некоторые смотрят на Сандипа так, словно говорят: Кто ты такой, чтобы задавать вопросы? Ворошить прошлое? Мы уже обо всем забыли, не надо нам ни о чем напоминать. Что было, то прошло. Забудь. Как забыли мы.

Пропал Амар Сингх! Его разыскивает дочь!

Вот оно! Что-то промелькнуло. У человека забегали глаза. Он нервно потирает руки.

Вы его знаете? – спрашиваю я.

Человек ныряет в проулок.

Ничего я не знаю! Никто не знает! Отстаньте от меня!

Привлеченный его криком, сквозь толпу протискивается полицейский.

Вы кого-то потеряли? – спрашивает он. – Ну и что? Думаете, вы одни такие? Покажите-ка паспорт. Этот ваш Амар Сингх – иностранный гражданин, поэтому обращайтесь в консульство. Или поспрашивайте в лагерях беженцев, он может быть там. Но сейчас уходите, не провоцируйте людей.

Благодарю, – злобно говорит ему Сандип. Он хватает меня за рукy и тащит за собой. – И огромное вам спасибо от имени всех убитых сикхов!

Ах ты маленький бхенчод [32]!

Но мы уже далеко.

Сандип держит меня за руки. И успокаивает.

Тш-ш-ш. Перестань так дрожать.

Но я не могу. Не могу. Мне слишком страшно.

Майя, послушай, что я скажу. Давай придумаем план. И будем действовать по нему. Напишем список. С ним будет проще искать.

Ладно. Сандип составил список.

Гостиница «Рама»

Киран Шарма

Канадское консульство

Лагерь беженцев

Больницы

Чандигарх

Нет! Только не Чандигарх! Туда ни за что!

Все в порядке, Майя. Все в порядке. – Поцелуй. – Я буду дышать за нас обоих. – Поцелуй. – Хорошо?

Да, так лучше.

Когда? – спрашивает портье.

Первого ноября, – говорит ему Сандип.

Когда-когда?

Первого ноября.

Мы были закрыты на ремонт.

Нет, вы работали. Это был второй день после убийства премьер-министра. В гостиницу ворвалась вооруженная толпа.

Нет, нет! Вы ошибаетесь. К нам никто не врывался. Вы путаете с соседней гостиницей. Ее да, головорезы чуть дотла не сожгли. Но в «Раме» ничего такого не было. Персонал этого бы не допустил.

Вы лживая змея. Может быть, это вы и сообщили погромщикам, что у вас поселились сикхи?

Мальчик, не смей обвинять меня в таких ужасных вещах! И убирайся отсюда! Немедленно убирайся!

Я уберусь только после того, как вы ответите на несколько вопросов. Что сделалось с вещами, которые остались в номере двенадцать?