Андрей Ханжин - Неформат

А вспомнить было что.

Вначале был котлован. Слоящиеся останки деревенских домов, густо перемешанные с гробовыми гвоздями и расколотыми черепами древних тушинских поселенцев, загребались зубастой челюстью экскаватора «МЭЗ» и вываливались в кузова самосвалов, отбывающих в дальнейшую неизвестность. Святая детвора, всегда ошивающаяся на парадах марширующих машин, хохоча, пинала ногами уцелевшие черепушки, стараясь засадить ими в некое подобие футбольных ворот. На глубине второго ковша строители обнаружили странную закопку: металлический снарядный ящик времён Второй мировой, внутри которого находились лакированные штиблеты для исполнения чечётки, разорванная надвое фотография обнажённого мужчины средних лет, сутуловатого, с брюшком и с татуировкой Молотова на левой стороне груди. Ко всему перечисленному прилагался клочок подгнившего тетрадного листа в косую клетку с лаконичной записью: «Ушла в парикмахерскую». Наверное, это был мобильный алтарь сумасшедшего. Не обнаружив ничего более ценного, строители отшвырнули находку в яблоневые заросли и приступили к закладке фундамента. Но на этом история таинственной закопки не завершается, а плавно перетекает в историю о девушке, младший брат которой отыскал в яблоневых зарослях ту самую снарядную коробку со штиблетами, фотографией и запиской. Девушку звали Ксюха Вампи. Юношу звали Жендос. А штиблеты… Да чёрт с ними, со штиблетами.

Слетающиеся на помойку голуби орали как пикирующие трупоеды. Бились. Сшибались. Долбали друг друга клювами. Пытались взлететь. И снова орали, словно и не голубями они были вовсе, а грязно-сизыми, крикливыми и шевелящимися цветами, насмерть сцепившимися в отчаянной резне за перевёрнутую кастрюлю прокисших макарон. Клювы в крови. Визг… сливающийся с частыми, громкими, отвратительными на слух, междугородними телефонными гудками.

— Хэй! Звонить! — то ли из кухни, то ли из ванной завопила Ута.

— Межгород, — сонно сообщила черноокая проводница Энга, успевая заметить, как Филин зарывается головой под подушку. — Межгород, — повторила Энга и лениво потянулась к трубке…

Этот красный телефонный аппарат с отколотым углом и скрипучим диском остался здесь ещё со времён прежних владельцев квартиры — Ксюхи Вампи, её младшего брата Жендоса и её же возлюбленного, которого помнили под именем Литл. Так случается иногда, что люди, которых ничто не должно бы связывать, сплетаются в страстном удушье не любви даже, а в каком-то дьявольском танго и так и танцуют уже до конца жизни. Такая страсть никогда не завершается ни расставанием, ни пошлым бракоразводным процессом. И если влюблённые всё же ухитряются не замочить друг друга в приступах чувственной тирании, то узурпируют свою страсть, создают из неё религию, живут долго и подыхают друг вослед другу. А в том, что между Ксюхой и Литлом была именно страсть, сомневаться не приходилось. И глубокие шрамы от удара топора на входной двери подтверждали непростое развитие этой страсти.

Ксюха всегда была Вампи, но не всегда знала об этом. Было время, когда поганые ангелы — активисты транслятора всемирной одинаковости — гадливо нашёптывали в её миниатюрные ушки рвотные сонеты в исполнении Аллы Пугачёвой, отягощённые навязчивым козлетоном гитариста Кузьмина: «Бабушка Симона внучку в школу ведёт…». Такая дрянь. От прослушивания подобных композиций у неё чуть было не развился рак души. И он развился бы непременно, если бы она не начала принимать, сначала бессознательно, пробные дозы радикальных видеопрепаратов. Недалеко от её логова, в помещении спортбазы «Трудовые резервы», некие предприниматели-шустряки открыли кооперативный видеосалон, где последним сеансом демонстрировался обязательный фильм ужасов. Уже само название места демонстрации — «Трудовые резервы» — звучало зловеще, вырисовывая в тонком девичьем подсознании инфернальные образы накачанных насосом идеологии гоблинов, законсервированных до наступления часа «ч». Возвращаясь после просмотра, она шарахалась от шуршащих листвою теней, отбрасываемых, в свете косого фонаря, кривыми яблоньками. Страх пробирал её до пупка, она жмурилась, а соски её маленьких грудей становились твёрдыми и даже дерзкими. Страх доставлял ей почти сексуальное наслаждение. Впрочем, в этой местности многие любят кошмарить себя легитимно избранными чудовищами. Какая-то видовая патология, требующая эскалации мучений движет электоратом в период предвыборного обострения… Так вот. «Восстание живых мертвецов» и великолепный Фредди Крюгер приступили, в меру своих нечеловеческих сил, к тщательному вымарыванию из Ксюхиного разума всех, прослушанных ею номеров в исполнении вокалистов советской эстрадной школы, начиная с тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года. То есть с того мгновения, когда она предположительно могла бы услышать от принявшей её акушерки травмирующий грудничка напев: «Ускакали деревянные лошадки». Ох, сколько же обезумевших гегемонов ускакало на этих липовых кобылах в мутные дали коммунистического кретинизма… Дырявому Джейсону, пусть даже и вооружённому зазубренным мачете, очень не легко было отыскать в девичьих извилинах, а потом и пошинковать в мелкую капустку всех этих целеустремлённых наездников. Болезнь локализовалась, состояние больной перешло в стабильную фазу, но до полного излечения было ещё — как Чебурашке до покемона Нидокинга. Ксюха трепетала в оздоровительном ужасе, но из под нажатой клавиши «PLAY» всё ещё волочил свой морщинистый хвост интеллектуально тоскующий аллигатор Макаревича… Не хватало вспышки. Оргазм был, а вспышка отсутствовала. Она так и осталась бы недооборотившейся гоголевской панночкой, возле гроба которой еженощно гундосил бы Алексей Глызин, не случись в её жизни настоящего, полнокровного, абсолютного кошмара.

Литл.

Как все приличные люди, они познакомились по пьяни. Точнее — он был пьян, а она методично уничтожала расчленённый на мелкие прямоугольники торт «Птичье молоко», совершая одновременно с этим духовное харакири, методом прослушивания монструозной баллады Александра Барыкина «Я буду долго гнать велосипед». Непонятно от чего, у обоих случилось ощущение, будто им только что насрали в души. Если бы в этот миг рядом с ними оказался просветлённый учитель Догэн, то он вероятно растолковал бы им, что такого рода ощущения являются каждому, кто сделал первый шаг по направлению к Вратам Дхармы великого покоя и радости. Но гуру Догэна не было. Были билеты на футбольный матч «Спартак» — ЦСКА. Так Ксюха совершила самый важный, но далеко не самый выдающийся поступок в своей жизни. Всё выдающееся было ещё впереди и не просматривалось даже смутно. Подслеповатая, не имеющая ни малейшего представления о правилах, руководствуясь которыми мужчины пинали круглый предмет, сидела она, вцепившись в руку своей судьбы, а над головой её, разрывая барабанные перепонки, сотни испитых глоток надсадно орали: «Ар-р-р-р-р-рмейцы Москвы!». Больше она ничего не запомнила. Матч закончился со счётом 1:1.