Чак Паланик - Ссудный день [litres]

На оборотной стороне красно-синих купонов значилось: «Деньги лучше сжечь, чем тратить на вздор».

На желто-фиолетовых надпись была другой: «Копящий еду портит ее. Копящий деньги портит себя. Копящие власть портят человечество».

Пока не видимый глазу, процесс разрушения уже начался. Реакция шла, хрупкие связи между частицами таяли. Через шесть недель на этих купонах ничего нельзя будет прочесть, они превратятся в клочки цветной бумаги.

Встроенный механизм устаревания. «Эзра Паунд пришел бы в восторг», – прошептала Мэйси себе под нос.

Она пересчитывала купоны, скрепляла пачки по сто штук бумажной лентой и укладывала в коробки. Потом они с напарником поменялись, и Мэйси встала за принтер. Точнее, за специальный вакуумный короб, из которого откачивался воздух, – тогда шаблон максимально плотно прилегал к пленке. Изображение получалось четким, хотя держаться ему предстояло и недолго.

Про Эзру Паунда Мэйси, конечно, много читала. Это был поэт, который продвигал идею овощных денег – таких, чтобы быстро портились и тем самым заставляли держателей как можно скорее их тратить или во что-то вкладывать. В таких деньгах нельзя скопить наличное состояние, нельзя оставить их в наследство. Они преходящи – как хлеб, как трудовой час. Мэйси знала, что радикальные идеи привели Эзру Паунда к фашизму, к восхищению Муссолини, к концепциям финансового теоретика Сильвио Гезелля. Гезелль считал, что крупные купюры должны иметь ограниченный срок годности, чтобы толстосумы не могли их накапливать, пока бедняки умирают с голоду в поисках работы. Необходимо лишить банки и богатеев возможности поработить страну посредством ее же денежной системы.

Эти бредовые умопостроения неоднократно доводили Паунда и до тюрьмы, и до психушки. Бо́льшую часть жизни он так или иначе провел под замком.

Мэйси не считала его идеи совершенно бредовыми. Для нее деньги были чем-то вроде портала – вроде телефонной будки, в которой осуществлял свои превращения Супермен. Деньги – это агар, эфир, бесформенная субстанция, которая должна быстро трансформироваться во что-то или исчезнуть.

Укладывая в коробку пачки красных купонов, Мэйси гадала об их назначении. Какие гении рекламы это придумали? Акция, для которой это печаталось, должна была начаться со дня на день, ведь полиграфия для нее очень скоро придет в негодность.

Коробки были снабжены ярлыками для последующей транспортировки. Судя по ним, купоны направлялись в крупные города по всей стране. Наверняка и штампует их не одна типография.

Видимо, вся эта затея с таинственным «Советом Племен» очень скоро перестанет быть секретом.

Список был шуткой. Интернет-приколом. Заманухой вроде заголовков на ярких баннерах: «Двадцать пять фотографий, которые заставят вас ценить жизнь», «Десять фактов о сельдерее, которые взорвут вам мозг». Самая легкоусвояемая форма подачи информации в эпоху торжества «чурналистики».

Никто не знал, кто начал список. Ведущие ночных ток-шоу мерились тем, кто из них сильнее бесит публику. Некоторые увидели повод для личного ребрендинга в качестве жертвы или злодея. Поскольку ненависть является разновидностью неравнодушия, для многих она желанна: лучше быть объектом ненависти, чем пустым местом.

Иногда те, кого обошли вниманием, вносили свои имена сами и очень оскорблялись, когда их кандидатуру никто не поддерживал. Давно уже не любовь, а именно ненависть была мерилом популярности. Любовь слишком требовательна. Те, кого общество любит, должны быть его рабами. Те, кого ненавидит, полностью свободны от необходимости ублажать.

Как лесной пожар, имена всех живущих вспыхивали в списке и гасли, не набрав голосов. Оставались только фигуры публичные. Тонны народного гнева принимали на себя медийные персоны, актеры, журналисты. Еще больше преподаватели – они учили студентов, что думать, а не как думать. Однако больше всех голосов набирали политики. Самодовольные слуги народа, которые одну за другой создают большие проблемы и вызываются их решить.

Посетители сайта мониторили список, дивясь на зашкаливающие рейтинги. Искали в перечне самых нежеланных людей Америки кого-то со своего района. Список превратил народную ненависть в порнографию. Имена простых смертных исчезали быстро, цифры напротив имен знаменитостей росли как снежный ком.

А потом в народе появились новые игрушки, и список большинством оказался забыт. Как в свое время тамагочи, бакуганы и спиннеры.

Но и тогда он продолжал расти. Счетчик напротив закрепившихся в нем имен дотикал до миллионов. И никто не задумывался, что же это за список – кроме его таинственных создателей. Посетители сайта скачивали себе финальную версию. И наконец список исчез так же загадочно, как и появился.

Списка не существовало.

Чарли был твердо намерен не смотреть, по крайней мере сначала. Потом все-таки посмотрел и решил, что больше не станет. А потом залез еще несколько раз и увидел то, чего больше всего боялся. Оба имени в списке.

Он взглянул на даты. Имена внесли с разницей всего в один день. У обоих не было достаточного количества голосов, чтобы продержаться дольше трехнедельной отметки. Теперь Чарли проверял каждый день и молился, чтобы имена исчезли за нехваткой голосов.

Однако голоса пошли, много, всего за несколько часов до решающего времени. Теперь все. Они умрут.

Они не в регионе Чарли, но станут целью для какого-нибудь другого клана. И хотя это было совершенно не этично, Чарли все воскресенье ездил по городу в поисках телефонной будки, из которой можно было бы позвонить. Он нашел такую на краю платной парковки у железнодорожной станции. Место было достаточно безлюдное: вряд ли кто-то мог бы подслушать разговор. Чарли купил латексные перчатки, чтобы не оставить следов на аппарате. Перевернул стеклянную банку, в которую скидывал мелочь из карманов, выгреб из кучки монет все четвертаки.

Поехал в темных очках и бейсболке, надвинутой на самые глаза. Специально запарковался подальше от намеченной точки и пошел кругами, следя, не увязался ли кто за ним. И наконец потихоньку – словно нырял в ларек с порнографией – скользнул в телефонную будку.

Гора четвертаков оттягивала карманы так, что под их весом сползали штаны. Чарли сунул руки в перчатки и по памяти набрал длинный номер с кодом другого города.

В трубке пошли гудки. Чарли молился, чтобы кто-нибудь ответил.

– Алло?

Мужской голос.

– Пап? – выдохнул Чарли.

– Чарли? – И отец крикнул в сторону: – Милая, возьми второй телефон! Недоучка наш звонит!

Чарли оглянулся на парковку. Вроде никого пока.

– Сколько вам нужно времени, чтобы добраться до Канады?