Чак Паланик - Ссудный день [litres]

– Ты что, в Канаде? – спросила мама.

– Да нет! Просто вам с папой надо как можно скорее в Канаду!

Отец хохотнул.

– Учитывая, какая скоро будет война, это тебе нужно косить от призыва!

– А не бросил бы ты колледж, тебя бы призыв не коснулся, – добавила мама.

Спорить Чарли не хотел, но и выдавать своих планов тоже.

– Ты с Вьетнамом не путай, – сказал он. – Сейчас все по-другому.

Дрожащими пальцами он выуживал из кармана четвертак за четвертаком и бросал в щель автомата. Когда монета падала, в трубке звенел сигнал, вроде как маленький колокол. Они говорили, а колокол звонил, звонил, звонил.

Чарли не мог сказать им, что они оба в списке. Даже если он объяснит им ситуацию, они ведь побегут в полицию, а там их сразу убьют. А потом либо полиция, либо еще кто убьет Чарли за донос. Их единственная надежда – бежать из страны. Просто спрятаться не поможет, рано или поздно за ними придут.

– Пап, вот представь, что ты в шлюпке со мной и моим сыном. И я могу спасти кого-то одного. Как ты считаешь, кого мне надо спасать?

Мама ахнула.

– Чарли! У тебя сын?! – В ее голосе были потрясение и восторг.

– Да я теоретически, мам! Кого мне спасать, ребенка моего или вас?

Грядущая бойня обещала возвысить Чарли и всех его потомков в ранг королевских особ. Но при этом грозила уничтожить его родителей. Вот такая проблема. Они оба преподавали в муниципальном колледже, оба отметились в политической жизни города и округа, так что поводов для их устранения у людей наверняка хватало. И все равно – они его мама и папа. Чарли не мог сравнить, кто ему дороже – они или гипотетические сыновья и внуки. Любить родителей бывает сложно. Любовь к еще нерожденным детям безусловна.

Чарли решил подойти к вопросу с другой стороны.

– А если меня призовут? Вы хотите, чтобы я убивал людей?

Отец произнес без малейшей заминки:

– Да, потому что речь идет о спасении страны.

Колокол у Чарли в ухе звонил и звонил.

– А если я погибну? – спросил Чарли, бросая очередной четвертак.

– Боже упаси! – воскликнула мама.

Еще четвертак. Снова звон.

– И что, для спасения страны мне нужно убивать чьих-то родителей? Вы этого хотите?

Пальцы в латексной перчатке совсем взмокли. Чарли сунул руку в карман и обнаружил, что карман пуст. Монеты кончились. Колокол молчал.

– Да, – сказал отец после паузы, – если такова твоя миссия.

Чарли должен был уточнить.

– Вы бы хотели, чтобы я убил чьих-то родителей?

– Что это за звуки? – вмешалась мама. – Ты что, плачешь?

Да, он плакал. Чарли плакал. Шмыгал носом, и слезы катились по его щекам.

– У тебя проблемы с наркотиками? – спросил отец. – Чарли, мальчик мой, ты что-то принял?

Времени уже не оставалось. Чарли сумел выдавить из себя:

– Я вас люблю.

– Ну, а чего рыдать-то? – ответил на это отец.

И связь прервалась.

В ожидании окончательного решения по итогам проб Грегори Пайпер смотрел телевизор. Телевизор лучше интернета. Если наткнуться на себя по телевизору, это всегда случайно и неожиданно, а потому все еще может впрыснуть эндорфины в кровь. В Сети найти себя слишком легко: вбей поисковый запрос и можешь любоваться фотографиями и видеороликами из своих работ до потери связи с реальностью. «Бульвар Сансет», как он есть. Интернет позволяет человеку проводить в самопоклонении бесконечные часы.

Пайпер размышлял о деньгах. О полученных им десяти тысячах. Следует ли признаться агенту? Сжимая в руке пульт, он рассеянно переключал каналы. На одном из них вдруг возник Джон Уэйн – легкой походкой вышел в центр белого экрана и устремил фирменный цепкий взгляд в камеру. Очевидно, изображение вырезали из старого фильма и перенесли в новый контекст. Сорвав с головы стетсон, он в сердцах хлопнул им по своим пыльным кожаным чаппарахас. «Проклятье, пилигрим! – протянул он с тягучим южным акцентом. – На этот раз я не доскакал до туалета…»

Пайпер щелкнул пультом, и картинка застыла.

Реклама подгузников для взрослых.

Пайпер был потрясен. Видимо, наследники готовы продавать образ Уэйна кому угодно. Такой расклад мало кто из актеров мог предугадать. Той их частью, что осталась жива на пленке, манипулировали с помощью компьютера, заставляли рабски служить своим прихотям, как цифровых зомби. Робин Уильямс первым прописал в завещании полный запрет на использование его образа. Одри Хепберн не была так прозорлива, и теперь ее оцифрованный двойник рекламирует шоколадки. Фред Астер продает пылесосы. Мэрилин Монро приторговывает «сникерсами».

Будто призраки.

После проб фраза «Ссудный день настал» то и дело начинала вертеться у Пайпера в голове, как навязчивая мелодия. Он повторил ее столько раз, что теперь, наверное, до конца своих дней не сотрет из памяти.

Конверт с деньгами он припрятал в кухонном буфете: засунул в пустую коробку из-под хлопьев. Часть из них пойдет на адвоката. Нужно уже наконец составить завещание – чтобы после смерти никто не мог использовать его образ в своих целях. После далекой-далекой смерти, которая наверняка произойдет во сне, в своей постели…

В Прежние Времена, в том мире, который вам хотелось бы считать еще существующим… Уолтер ехал на запад через Иллинойс. Ехал и распинался, что величайшее доказательство любви заключено в невозможности свести ее к словам. Любовь – это научный эксперимент, который нельзя повторить. Не нужно быть квантовым хирургом, чтобы ее распознать. Она прямо как в том стихе про «гущу схватки первозданных сил». Да-да, в том самом стихе. И мир реально такой, угрюм-безрадостен-уныл…

Похищенный старик в багажнике машины то ли спал, то ли сдох уже, а Уолтер описывал ему Шасту. Всю-всю, с подробностями.

Он предположил, что любовь – это боевая операция, на которую человек выходит каждый день. Операция, завершить которую невозможно до самой смерти. Получается, что истинная любовь – вроде как вылет камикадзе.

Доусон был твердо намерен не смотреть. Потом все-таки посмотрел и решил, что больше не станет. А потом залез еще несколько раз… и увидел имя.

Счетчик демонстрировал впечатляющие цифры. Чей-нибудь клан – не Доусона, но чей-нибудь обязательно – получит за эту цель большое количество голосов. Пытаться как-то это предотвратить не имело смысла, однако не попытаться Доусон не мог. Однажды Роксана спросит его, что он сделал, и надо будет дать ей ответ.

Доусон купил в придорожном мини-маркете одноразовый мобильник, дошел с ним до середины моста Моррисон-Бридж. В гуле проезжающих машин разговор никто не подслушает. Номер набрал по памяти. Слушал гудки, глядел на темную воду реки Вилламетт и молился, чтобы номер был еще актуальный. Все-таки времени прошло немало.