Чарльз Буковски - Фактотум

Он подошел ко мне и спросил:

— А что у тебя с глазом? Он весь красный.

— Я проходил под пальмой, и на меня напал дрозд.

— И клюнул в глаз?

— Да, прямо в глаз.

Моррис ушел. Сзади он смотрелся еще смешнее: со штанами, забившимися между двумя полужопиями…

Больше всего мне нравились периоды вынужденного безделья, когда работницы на конвейере не успевали собрать необходимое количество крепежей, и нам приходилось их ждать. В основном на конвейере работали молоденькие мексиканочки с красивой кожей и огромными черными глазищами. Все как одна одевались в узкие джинсы в обтяжку и обтягивающие свитерочки и носили большие яркие сережки. Такие хорошие девочки. Свежие, юные, умелые, ненапряженные и старательные. Мне очень нравилось за ними наблюдать. Они что-то рассказывали друг другу и звонко смеялись, а я смотрел, как они смеются, эти красивые девочки в узких джинсах в обтяжку и тонких обтягивающих свитерочках, смотрел и думал: «Если бы одна из этих девчонок провела сегодняшнюю ночь со мной, мне было бы легче смириться со всем беспросветным дерьмом, что меня окружает». И так думал не я один. Но мы, разумеется, знали, что все эти девочки уже заняты. Достались каким-то другим мужикам. А нам ловить нечего. Впрочем, это был вовсе не повод для огорчения. Какая разница, по большому-то счету. Лет через пятнадцать эти милые девочки станут толстым и тетками весом под 185 фунтов, и пленять красотой будут уже не они, а их дочки.

Я прикупил восьмилетний автомобиль и оставался на этой работе почти до самого Нового года. А потом, 24 декабря, начальство устроило большую рождественскую вечеринку для всех сотрудников. Было обещано море выпивки, а также закуски, музыка и танцы. Я не люблю вечеринки. Во-первых, я не умею танцевать. А во-вторых, люди меня пугают. И особенно — люди на вечеринках. На таких сборищах все стараются показаться веселыми, остроумными и сексапильными. И даже если им кажется, что у них получается хорошо, на самом деле у них получается плохо. Причем чем сильнее старания, тем кошмарнее результат.

Так что когда Джан прижалась ко мне и сказала: «Да ну ее в жопу, эту вечеринку. Давай ты останешься дома. Посидим вдвоем, выпьем», — я не стал возражать.

Когда я пришел на работу после рождественских праздников, ко мне подрулил мелкий Эдди:

— А чего тебя не было на вечеринке? Кристина даже расплакалась.

— Кто?

— Кристина. Ну, знаешь. Такая вся из себя симпатичная мексиканочка.

— Какая Кристина?

— Которая работает на конвейере. На третьей линии.

— Кончай заливать.

— Честное слово. Она прямо расплакалась от расстройства. А кто-то нарисовал твой портрет на большом листе белой бумаги. Кстати, очень похоже. Прямо вылитый ты с твоей этой козлиной бородкой. Портрет прилепили на стену, а внизу написали: «Немедленно дайте мне выпить!»

— Слушай, мне надо работать.

— Но потом она все-таки успокоилась и пошла танцевать со мной. Укушалась в хлам, даже слегка проблевалась. А потом ничего, ожила. Танцевала со всеми черными. Она, кстати, классно танцует. Очень даже сексуально. В итоге она ушла с Громилой Ангелом.

— И он, вероятно, ткнул ей в глаз большим пальцем.

За день до Нового года, сразу после обеденного перерыва, Моррис подошел ко мне и сказал:

— Надо поговорить.

— Ага.

— Давай отойдем.

Моррис отвел меня в уголок, где стояли пустые коробки.

— Слушай, такое дело… в общем, ты больше у нас не работаешь.

— Ясно. То есть сегодня — последний день?

— Да.

— Я получу чек сегодня?

— Нет. Мы его вышлем по почте.

— Ладно.

Пекарня располагалась совсем рядом с домом. Мне выдали белый рабочий халат и ключ от шкафчика для одежды. Мы выпекали печенье, рулетики, кексы и сладкую сдобу. Поскольку я указал в анкете, что проучился два года в колледже, меня поставили на засыпку кокосовой стружки. Я стоял на высоком помосте у огромного чана с этой самой кокосовой стружкой, зачерпывал белые хлопья совком и ссыпал их в специальное отверстие в автомате. Все остальное проделывал автомат, а именно: посыпал кокосовой стружкой печенья, пирожные и прочие кондитерские изделия, проплывавшие внизу на ленте конвейера. Работа была замечательная: совершенно несложная и благородная. Я стоял наверху в своих белых одеждах и засыпал в автомат белые хлопья кокосовой стружки. На другом конце цеха трудились с полдюжины молоденьких девочек, также одетых в белые халаты и шапочки. Я так и не понял, что именно делали это девчонки, но что-то они, безусловно, делали. Причем очень активно. Мы работали по ночам.

Моя первая ночь в той пекарне прошла тихо и мирно, без происшествий. А во вторую ночь было уже интереснее. Все началось с того, что две девчонки тихонько запели:

— О, Генри, Генри! Как ты умеешь любить! О, Генри, Генри, без тебя мне не жить!

Постепенно к ним присоединились все остальные девчонки. Как я понял, они пели мне. В цех влетела начальница:

— Ладно, девочки, хватит!

Я невозмутимо зачерпнул совком очередную порцию кокосовой стружки. Ничего не поделаешь, придется смириться…

Я проработал там три недели, а потом нас всех созвали на задний двор. Всех мужиков. Под конец смены в цехе раздался звонок, и голос в динамиках объявил: «Всем мужчинам просьба срочно собраться на заднем дворе».

К нам вышел дядечка в сером костюме, с канцелярским планшетом в руках. К планшету был прикреплен лист бумаги. Дядечка попросил, чтобы мы подошли поближе. Мы обступили его плотным кружком. Мы все были одеты в белое. Я стоял с внешнего края круга.

— Мы сейчас переживаем не самые лучшие времена, — сообщил дядечка в сером костюме. — Намечается спад производства. Поверьте, мне самому неприятно, но я все-таки вынужден сообщить, что нам придется существенно сократить штат. И вы попадаете под сокращение. Но мы непременно возьмем вас обратно, когда разберемся с текущими проблемами. Я сейчас запишу ваши фамилии, телефоны и адреса. И как только дело наладится, мы обязательно с вами свяжемся. С вами — в первую очередь. Пожалуйста, подходите по одному, и я всех запишу. А чтобы не было столпотворения, встаньте в очередь.

Мужики стали выстраиваться в очередь, матерясь и пихая друг друга. Я спокойно стоял в сторонке и смотрел, как мои товарищи по работе исполнительно называют свои фамилия и адреса. Смотрел и думал: «Вот они, модные парни, которые классно танцуют на вечеринках». Я пошел к своему шкафчику, повесил белый халат на крючок, оставил совок на полу у дверцы и отправился домой.

Отель «Санс» — это лучший отель Лос-Анджелеса. Да, он не новый, но в нем есть шик: обаяние благородной старинной роскоши, которого нет и в помине у современных гостиниц.