Франтишек Кубка - Избранное

— Обстреливают отступающего противника, — разъяснил всем Фридрих, продолжая спокойно есть.

— Я весьма рад, — громогласно начал сэр Вестон, чтобы слышно было всем сидящим за столом, — что дело не дойдет до сражения. Все же кровь людская — не водица. Мы приехали вести мирные переговоры. Договоримся сначала о перемирии, а затем и о мире.

— Какой мир? — спросила королева. — Вы что, не слышите?

Разумеется, Вестон слышал, как и все остальные. Орудийные залпы теперь звучали по-другому. Это отвечала императорская артиллерия. Вслед за тем сначала недружно, а потом все более слитно защелкали мушкеты.

— Ночью валлоны дрались с мадьярами за деревню Рузынь, но ничего не было слышно, — сказал Фридрих.

— Вы спали, сэр, — засмеялась королева. — Но даже я ничего не слышала, хотя и бодрствовала. Было видно лишь зарево.

— Сражение началось! — торжественно произнес старый воин сэр Конвей, указав на окно толстым пальцем. — Решается судьба города и всего государства. Эта битва была не нужна. Сэр! Вам следовало вернуть корону тому, кому она по праву принадлежит, и удалиться. Чешские сословия покорились бы, и этой войне наступил конец.

Королева беседовала с Гоптоном, но слова Конвея мимо ушей не пропустила.

— Доколе же будет тянуться этот обед? — закричала она на слугу.

— Вам нехорошо, Бесси? — с деланной любезностью поинтересовался Фридрих. — Потерпите, стрельба наверняка скоро затихнет.

Но стрельба не стихала.

Королева поднялась, оглядела застолье. И вдруг воскликнула:

— Если вы, господа, не отправитесь тотчас на поле боя, я поеду туда сама!

Звякнули ножи. Недоеденные куски остались на тарелках. Гоптон вскочил и заорал как на плацу:

— По коням!

Встали мистер Пойнтс и сэр Раскин, который вообще никогда не был солдатом. Поднялся и король. Испуганным взглядом проводил супругу, покидающую трапезную. Доктор Скультетус длинными шагами спешил за ней. Весьма неохотно вставали из-за стола Нетерсол и Конвей. Последним поднялся Вестон и уже на ходу отхлебнул напоследок вина. Зала опустела. Подоспевшая прислуга быстро убрала полные тарелки и недопитые кубки. Закончилась последняя королевская трапеза в пражском Граде.

Шум битвы вдали усилился. Потом смолк и опять отозвался, но уже шепотком.

В эту битву, столь скоро завершившуюся, Иржик бросился, как пловец в воду.

Целых два часа разъезжал он вместе с маршалом чешской армии Генрихом Матесом Турном между первой и второй колоннами войск. На миг задержавшись возле недостроенных шанцев, они вступили в беседу с солдатами землекопной команды, сетовавшими на нехватку лопат и кирок. Турн заговорил с полковником Штрайфом, командиром рейтар, стоящих в резерве и готовых вмешаться в случае отступления чешских войск. Штрайф похвалил сегодняшний ordre de bataille и сказал, что ему еще не случалось видеть местность, столь красивую и удобную. Он, мол, с нетерпением ждет боя. Турн подъехал к левому флангу навестить сына Бернарда. Невзрачный юный полковник был недоволен позицией, которую Ангальт приказал занять его полку:

— Да не придут они снизу, — горячился он. — Бой начнется на правом фланге! Баварцы выступят от Рузыни, откуда палят их пушки, слава богу, пока что в никуда, — и тогда мои канальи зададут стрекача. Да и чему тут удивляться? Три месяца им не плачено.

— Твои три эскадрона ничего не изменят, — легкомысленно ответил Турн-отец. Он знал, что их не три, а четыре, и что от них зависит многое, поскольку они защищают левый фланг, но не хотел еще больше тревожить сына.

— Пригрози им пистолетом и виселицей, — крикнул он громко, чтобы услышали мушкетеры, и, пришпорив коня, заехал в тыл венгерской конницы. Мадьяры, хотя и не расседлали коней, вели себя как на отдыхе. Цыган играл им на скрипке.

Поскольку Турн не умел объясняться с венграми, пришлось скакать к ограде леса на самый край правого фланга. Хмурый Стырум все еще курил там длинную прямую трубку. Теперь он сидел на меже в бурьяне и своим воякам тоже приказал лечь на землю и дать отдых ногам.

Тем временем у недостроенного танца, над которым развевалось королевское знамя с девизом «Diverti nescio» («Не ведаю отступления»), препирались Ангальт и Гогенлоэ. Только что сюда прибыли оба командира моравских рот и эскадронов, молодой лейтенант Индржих Альбин Шлик с Ганнесом Штубенфоллом, и заявили, что теперь самое время атаковать неприятеля, сначала конницей, а потом и пехотой. Баварцы перешли балку с мостиком через ручей Шарку и строятся в ряды под Рузынью, а императорские войска только-только выползают из Ржеп. Между обоими флангами неприятельского войска образовалась широкая брешь. Местность — сплошные холмы, так что им друг друга не видно.

— Атаковать, разбить и разогнать в разные стороны, прежде чем они успеют соединиться! — просил молодой Шлик.

Старому Ангальту самому не терпелось атаковать.

Но тут Гогенлоэ, черт бы его побрал, принялся тараторить, что, мол, нельзя оставить выгодную позицию и броситься в бой с неизвестным исходом. Да и что это за атака с усталыми и нерадивыми солдатами? Всеми движет азарт! Согласно raison militaire [25] соображениями военного порядка (фр.) . рекомендуется, mon cher prince [26] мой дорогой князь (фр.) . , в таких случаях закрепиться на занятом плацдарме!

Он вещал как проповедник, ссылаясь на голландский устав, требующий беречь живую силу.

Турн с Иржиком подъехали как раз в тот момент, когда Ангальт внял аргументам Гогенлоэ, а разъяренный Шлик, знакомый Иржику еще по Вальдсасу, поворотил коня, выругался неизвестно почему по-итальянски и вернулся к своим мораванам. Штубенфолл двинулся следом. Остановив его, Турн поинтересовался, по какому поводу перебранка. Штубенфолл обозвал Гогенлоэ рогатым чертом, и Турн засмеялся. А Иржику сказал:

— Если мы тут задержимся, эти господа передерутся между собой!

Между тем Гогенлоэ приказал обстрелять из трех орудий зарядами в полкартуза баварцев Максимилиана, стоявших под холмом у Рузыни и, видимо, ожидавшим, пока справа к ним подойдут императорские войска. Они не двигались с места. Только какие-то рыцари в блестящих латах гарцевали взад-вперед, словно не зная, чем заняться. Турна снова потянуло поближе к сыну Бернарду. И Ангальт с трубачом тоже оказался в это время на ловом фланге, как вдруг, — будто вырастая из белой каменистой земли, — на косогоре объявились во весь рост валлонские всадники, а за ними два каре пехоты. Людей было что муравьев! Нет, пожалуй, они напоминали громадного ежа, который, пыхтя, спешит, карабкается на гору, ни на минуту не останавливаясь, фыркает и хрипит, и вот он уже здесь! Уже слышалось ржание коней, стук железа и протяжные, почти радостные вопли всадников: «Sancta Maria!» [27] Пресвятая дева Мария! (лат.) Но пешие колонны шли сомкнутыми рядами, появляясь снизу молча, и только зловеще гремел итальянский барабан. Валлоны полковника Вердуо четким каре вышли на равнину и выпустили первый залп по чешской пехоте Бернарда фон Турна, по тем самым канальям, которые не хотели помирать ни за понюшку табака.