Борис Камов - Рывок в неведомое

— Тебе что, правда только восемнадцать? — спросил Захар. — Не волнуйся. С учебой поможем. Даже если экзамены не сдашь, поднажмем. Я сегодня же поставлю вопрос на бюро.

— Не надо ставить на бюро. Случилось вот что... И я теперь не знаю, что делать. Ехать обратно?

— Ты первый комсомолец, который получил направление в академию. Ты будешь там нашим человеком. Я все-таки поговорю на бюро. Нельзя, чтобы революция из-за какого-то капризного старика теряла такие кадры. Я жду тебя завтра утром.

...На другой день Захар был уже помягче и повеселей.

— Бюро со мной согласилось. Ты Александрова, командующего войсками ЧОНа, знаешь? Получай к нему письмо. Мы хотим, чтобы ты остался в Москве подлечиться. Раз. И подготовиться как следует. Два. Ты ведь когда окончишь, все равно будешь наш брат комсомолец. Нам это очень важно.

Голиков ушел от Захара слегка обескураженный бурной поддержкой и озабоченный тем, что визита в штаб ЧОНа ему не миновать. Но письмо к Александрову облегчало этот шаг.

Только выйдя из здания ЦК комсомола, Аркадий Петрович прочитал подготовленное Захаром письмо:

Командующему частями особого назначения РСФСР тов. Александрову

Центральный Комитет РКСМ просит Вас назначить тов. Голикова на соответствующую должность в частях вверенных Вам войск города Москвы, дабы он смог подготовиться и своевременно попасть в Академию РККА...*

...Когда Голиков вошел в кабинет, Александров поднялся из-за стола, молча его обнял, потом усадил и сказал:

— Как ты, Аркаша, вырос за эти полгода! Мы тут читали твои реляции с соловьевского фронта... Где ты теперь?

Александров стал впервые говорить ему «ты».

Аркадий Петрович — в который раз — коротко поведал свою историю, а потом достал из сумки письмо от ЦК комсомола.

— Ты что же думал: если не попросит комсомол, мы о тебе не позаботимся? — усмехнулся Александров, быстро пробежал письмо глазами, и улыбка на его лице пропала. — Где же я найду для тебя в Москве свободный чоновский полк?

— Да не нужен мне полк.

— В штабе я тоже сократил половину работников... Потом, тебе ведь просто нужно отдохнуть и подготовиться в академию. Давай мы дадим тебе отпуск на год. Ты получишь квартиру с отоплением, сохранится твой оклад. А если мне понадобится опытный командир, ты у меня под рукой...

Через три дня Александров вручил Аркадию Петровичу выписку, что Главнокомандующим всеми Вооруженными Силами РСФСР тов. Фрунзе ему предоставлен шестимесячный отпуск с сохранением содержания по последней занимаемой должности.

— Не хватит шести месяцев, — сказал Александров, — дадим еще. Был у меня разговор с заместителем председателя РВС Уборевичем. Он слышал о тебе от Тухачевского. Уборевич сказал: «Нам нужны надежные, грамотные, отважные и смело мыслящие командиры. И мы сделаем все, чтобы Голиков остался в рядах армии». Только с квартирой ничего не вышло. Езжай в Красноярск. Через полгода приедешь опять.

«За полгода, — думал Голиков, — я отосплюсь, отдохну и стану совершенно здоров».

В Красноярск Аркадий Петрович возвращался со стесненным сердцем, а приняли его хорошо, тепло. Командующий губЧОНа пригласил Аркадия Петровича к себе.

— Мы тебя зачисляем в резерв, — сказал он. — Ты и в коллективе, и свободен от повседневных дел. Будет желание — включайся в работу. Плохо себя почувствуешь — тебя никто не осудит.

23 февраля 1923 года страна отмечала пятую годовщину со дня образования Красной Армии. В этот день Голикова пригласили в президиум торжественного заседания. Он был в числе немногих ветеранов, которые прослужили в Красной Армии более четырех лет.

В конце торжественной части состоялись награждения. Трем ветеранам были вручены ордена Красного Знамени. Аркадий Петрович получил почетные малиновые галифе и денежную премию в 500 рублей.

Жил теперь Голиков в удобной квартире комсостава. В первые два месяца он напряженно готовился к поступлению в академию, пока не убедился, что может без малейших усилий ответить на многие вопросы, что помнит почти все из того, что изучал на Киевских командных курсах и в Высшей стрелковой школе в Москве. Болезнь не коснулась тонких и чутких механизмов памяти. Значит, она не так опасна, и он, скорей всего, излечится.

Аркадий Петрович завел себе строгий распорядок дня. Утро начинал с гимнастики по системе Мюллера. В книге «Моя система» Мюллер подробно рассказал, что с детства был слабым, болезненным и сам разработал упражнения, которые помогли ему стать здоровым и сделали его известным спортсменом.

Голиков легко овладел упражнениями. Тело опять становилось гибким, сильным, голова ясной. Он выздоравливал.

Однажды Аркадий Петрович возвращался к себе на квартиру. В руках он нес кульки с продуктами, которые получал раз в десять дней. Переходя мостовую возле самого дома, он почувствовал, что сердце внезапно неистово забилось, а затем, словно переутомясь, замерло, подкатило к горлу — и стало нечем дышать. На Голикова стремительно двинулась мостовая. Теряя сознание, он увидел, как приближается к его лицу разделенное на клетки полотно брусчатки и крышка люка с надписью «Водопроводъ».

Очнулся он в госпитальной палате. Голова была перевязана. От соседа по койке Аркадий Петрович узнал, что в госпиталь его доставил на пролетке постовой милиционер. И сделал это вовремя, потому что уже не прощупывался пульс.

Мнения врачей разделились. Невропатологи считали, что обморок был связан с сердечно-сосудистыми явлениями. А терапевты полагали, что это был очередной приступ травматического невроза. Разрешить спор мог лишь консилиум, тем более что чувствовал себя Голиков плохо. Но приглашение трех профессоров должно было стоить немалых денег. У госпиталя их не оказалось. Тогда деньги на консилиум дал губком комсомола.

Профессора установили: к прежним недомоганиям добавилось «истощение нервной системы в тяжелой форме на почве переутомления и бывшей контузии с функциональным расстройством и аритмией сердечной деятельности»*. Положение было признано угрожающим, потому что могло закончиться остановкой сердца. Консилиум рекомендовал физиобальнеологический и терапевтический институт в Омске, где имелась закупленная в Европе аппаратура. Но лечение было платное и стоило очень дорого.

— Сколько? — спросил Голиков.

Ему ответили. Сумма была сумасшедшая.

Начальник госпиталя пошел к командующему войсками ЧОНа губернии Какоулину. Тот сказал:

— У меня таких денег нет.

«Не нужен, не нужен, не нужен...» — забилось в мозгу девятнадцатилетнего комполка, когда он узнал ответ Какоулина.

Но выяснилось: нужен. Деньги снова дал губком комсомола.