Борис Камов - Мальчишка-командир

— Кто такие? — спросил комполка.

— Бойцы, находящиеся в самовольной отлучке, — ответил Гопонюк. — Некоторые из них в скором времени, видимо, возвратятся. Здесь имеются и местные. Ушли проведать близких.

— Вы это серьезно? — не поверил Голиков. — А если они временно отлучились в банду, а затем по личной просьбе Антонова вернутся из тамбовских лесов, мы их примем обратно?

— У некоторых девушки. Любовь, — разъяснил начальник особого отдела.

— А когда эти молодцы вернутся, вы сумеете по глазам понять, у кого неземная любовь, а у кого задание штаба Антонова? Я не желаю принимать их в полк, если даже они вернутся. Пригласите писаря...

— У нас машинист. Он печатает на машинке «ремингтон».

— Пусть явится вместе с машинкой

Двое красноармейцев внесли столик с тяжеловесным печатающим агрегатом. Следом за ними, со стулом в руках, появился молодой длинноволосый человек, похожий на семинариста. Поставив стул, он вытянул руки по швам.

— Ремингтонист Тулупов.

— Садитесь и пишите, товарищ Тулупов, приказ номер один.

Машинист поспешно сел, заправил лист бумаги, бойко отстучал номер приказа.

— «Самовольно отлучившихся в разное время нижепоименованных красноармейцев считать дезертирами, снять со всех видов довольствия и начать розыски таковых для предания суду. Командир полка Голиков...»* Дайте я подпишу... А теперь возьмите блокнот и пойдемте со мной.

Голиков вышел на улицу. Его сопровождали четыре человека. Справа от крыльца стояло одноэтажное темного кирпича здание.

— Здесь что? — спросил Голиков Берзина.

— Караульное помещение.

— Давайте зайдем.

Их никто не встретил. Посреди продолговатой комнаты сиротливо тянулся длинный стол с полуразобранным пулеметом, вдоль стен в аккуратных стойках поблескивали винтовки. И не было ни одного человека. Голиков взглянул на комиссара, а затем на заигравшего желваками начальника особого отдела.

— Где часовой? Где начальник караула? — негромко спросил Голиков.

Начальник особого отдела стремительно вышел и через минуту вернулся с молодым раскрасневшимся красноармейцем в сбившейся на ухо папахе.

— Вот и я! — радостно доложил красноармеец, словно прибежал в родной дом, где его давно ждали обедать. Никакого оружия при нем не было. На ремне болтались два патронташа.

— Вы часовой? — спокойно поинтересовался Голиков.

— Он самый. — Было заметно, что парень в хорошем настроении.

— Где ваше оружие? — спросил Голиков.

— А вот. — И боец схватил винтовку, прислоненную к стене.

Командир полка взял винтовку из его рук, открыл затвор — она даже не была заряжена.

— Почему вы оставили пост? — спросил Голиков.

— А я не оставлял. Я разбирал пулемет, приметил в окошке Ваську Колбаскина — мы с ним земляки — и выбежал, но глаз с дверей не спускал. Я ж понимаю, начальство или что. Как увидал вас — сразу бегом. Вот они могут подтвердить. — И он простодушно обернулся за поддержкой к начальнику особого отдела.

— Вам разъяснили обязанности часового? — вмешался комиссар.

— А как же. Но я далеко не уходил. А добежать мне — полминуты. Я на жратву и ногу быстрый.

Если бы глаза часового не были так простодушно ясны, Голиков подумал бы, что он искусно играет под дурачка.

— Запишите, — обратился Голиков к ремингтонисту, — часовой... Как ваша фамилия?.. Арестован на пять суток за халатное отношение к обязанностям. Немедленно арестовать и послать на гауптвахту караульного начальника, который не растолковал часовому его обязанностей.

— Я пришлю на замену своих людей, — обещал Гопонюк и стал крутить ручку телефона.

Голиков заметил неподдельную обиду на лице часового.

— Товарищ командир, за что?

— Представьте, что мы заговорщики. Значит, мы уже захватили караульное помещение со всеми винтовками и пулеметами. А вам даже выстрелить не из чего, чтобы поднять тревогу... Это первое. Но вот вы прибежали и застали здесь нас. Что нам остается сделать?.. Только заколоть вас, чтобы вы не подняли шума. Так что гауптвахта — это наименьшая неприятность, которая могла вас тут ожидать.

Появились два сотрудника особого отдела. Оставив их в караульном помещении, Голиков направился к цейхгаузам. Он бегло осмотрел продовольственный склад, решив про себя, что сюда еще наведается, — ему не нравился начхоз: что-то ненадежное было в его глазах, — и велел показать склад боевого снаряжения.

Здесь обнаружилось, что ящики с патронами для винтовок разных систем перепутаны и перемешаны. А револьверные патроны вообще найти не удалось. Практически это означало, что весь комсостав оставался безоружным, то есть с тем запасом патронов, который имелся у каждого. Попутно выяснилось, что исчезли или затерялись ящики с запалами для гранат. Правда, не все — три из пяти.

Начхоз Шепилов, еще час назад посматривавший на все происходящее самодовольными, сытенькими глазками, растерянно бегал по всем углам громадного каменного амбара в поисках ящиков с револьверными патронами, а главное — с запалами.

— Товарищ Берзин, пошлите людей в караульное помещение, — попросил Голиков. — Товарищ Гопонюк, вызовите освободившихся сотрудников сюда на склад. Шепилова не выпускать, не давать разговаривать по телефону. Начальнику оружейного склада тоже. Если до вечера патроны и запалы не обнаружатся, обоих арестовать для предания суду.

Берзин позвонил в штаб, Гопонюк — в караульное помещение. На пролетке подкатили двое давешних особистов. Они получили наставление. И Голиков направился к выходу.

— Я думаю, что ящики найдутся, — сказал негромко Берзин.

— А если они уже на тайном складе, который создавали заговорщики? Или если нашими патронами стреляет Антонов?

— Куда желаете сейчас? — устало спросил Берзин.

— В любой батальон.

— Ближе всех четвертый.

Батальон обедал. Бойцы сидели за столами в своих спальнях, вяло, без аппетита доедая суп. А в коридоре, заметил Голиков, стояли помойные ведра. Зачем? К чему их так много?

Из спальни вышел боец лет девятнадцати, наголо остриженный, и привычно вылил в ведерко из жестяной глубокой миски суп. Голикова передернуло. Он не мог видеть, если выбрасывали хлеб или иную пищу. В детстве отец много рассказывал, как он голодал. А после его отъезда на войну голод пришел и в семью Голиковых. Цена миски супа и куска хлеба не стала для Аркадия Петровича меньше, когда он сделался командиром. Наоборот, ему приходилось думать, чем накормить бойцов, служба которых была тяжелой и опасной.

— Вы почему выливаете суп? — рванулся к бойцу Голиков.

— А вы его покушайте сами, — сгоряча ответил боец.

— Как вы разговариваете с командиром полка? — осадил его Берзин.

— Извините, товарищ командир полка. Но суп есть нельзя.