Эдвард Резерфорд - Русское

Он ни словом не обмолвился ей, что именно Никита Бобров и его сын послали его извести всю семью раскольничего попа, бывшего плотника.

Так и получилось, что в 1703 году маленькая Марьюшка вернулась в Москву, в дом Никиты Боброва.

Дед-казак оставил для нее немного денег, чтобы она могла чувствовать себя чуть свободнее, когда вырастет.

Бледный, холодный весенний день.

Лед на Неве в Санкт-Петербурге вскрылся поздно. Порой его треск напоминал оружейную пальбу, таким громким он был. Потом пришла весна, самая холодная за несколько лет, так что и весной-то ее трудно было назвать. Ее сменило теплое пыльное лето, когда дни в этих северных широтах так длинны, что на долю так называемой ночи остается каких-то три бледных сумеречных часа, и на горизонте вновь загорается утренняя заря.

Все началось с неприступной и мрачной Петропавловской крепости. Затем по указу Петра начали возводить город.

Он строился на болоте. На сотнях саженей земли в грязь забивались деревянные сваи. Рылись каналы. Словно на этой Богом забытой земле Петр вознамерился создать новый, никому не нужный Амстердам.

Но вокруг простирались не богатые, осушенные земли Голландии, не плодородные поля, а скудные мерзлые топи; не пастбища, а дикие леса, из которых в поисках пищи забредали в город голодные волки.

Это было то самое место, куда три года назад привезли Марьюшку.

Она возненавидела эти болота.

Почему Петр решил построить здесь город? Что побудило царя сделать его новой столицей?

Вероятно, если бы Северная война велась успешнее, столицей России стал бы один из больших балтийских портов в тех областях, которые ныне зовутся Латвией, Эстонией и Литвой.

Но Северная война оказалась медленной и трудной, а Петр, как всегда, спешил.

Потому, вопреки всем советам, он настоял на строительстве города в этих негостеприимных землях.

С самого начала он негласно потребовал от своего окружения обзавестись домами в новой столице. В 1708 году он обязал весь старший офицерский состав поселиться в Санкт-Петербурге. Со следующего года жителей целых деревень стали насильно переселять в возводящийся город.

Появилась крепость с могучими каменными стенами. Ближе к морю, на другом берегу реки, поднялось Адмиралтейство – громадная укрепленная верфь с высоким деревянным шпилем в центре. Бесчисленные строения из кирпича и камня строились на болотистых берегах: здесь – церковь, там – дворец или товарный склад. В крепости и других местах без устали трудился великий Трезини из итальянской Швейцарии. Но большая часть города состояла из неприглядных бревенчатых изб и мазанок.

Было две основные проблемы: в заболоченных окрестностях не хватало годного для строительства леса и поблизости не было каменоломен. Все приходилось везти из других портов, иногда за сотни миль.

Так Петр начал строительство новой западной столицы.

Холодный весенний день в Санкт-Петербурге, Прокопий Бобров в тяжелом шерстяном плаще поверх военной формы торопливо шагал по грязной дороге вдоль Невы.

Сырой соленый ветер с моря гнал позади него речную воду, морозил и щипал покрасневшие уши.

Вокруг не было ни души. Но время от времени он оглядывался через плечо, хотя ветер тогда со всей силы бил ему в лицо, и, щурясь, всматривался в даль, словно моряк у мачты. Что-то едва уловимое в его поведение говорило, что ему неспокойно.

На самом деле он боялся, что его увидит Марьюшка.

Так он прошел некоторое расстояние, то и дело оборачиваясь, чтобы удостовериться, что она не идет за ним следом.

Это была, разумеется, досадная неприятность: только он решил, что избавился от нее, тут-то она и стала ему досаждать. Но ведь пришла к нему – и умоляла так, что…

Дело в том, что ему не давала покоя совесть.

Марьюшка. Все они были к ней добры. Ей не на что было жаловаться.

Первые несколько лет она жила с родителями Прокопия в Москве, пока сначала Никита, а потом и Евдокия не умерли. Если в эти годы и не было счастья, то, по крайней мере, был покой.

После ужасных событий в Грязном Никита держал своих домочадцев в ежовых рукавицах. Никто и никогда больше не упоминал раскольников. Вся семья теперь исправно ходила в церковь. Евдокия была настолько потрясена, что не заговаривала на запретные темы с девочкой, даже когда они оставались вдвоем. После смерти Никиты старуха порой с нежностью поминала родителей Марьюшки, но и только.

Когда Евдокия умерла, Прокопий взял Марьюшку к себе.

Ему она была не нужна и хорошо это знала. Но Прокопий пообещал матери, что присмотрит за приемышем, пока та не выйдет замуж, и потому забрал ее с собой в новый город на Неве.

У Прокопия был большой дом. Как все в Санкт-Петербурге, размер его регламентировался царским указом. Поскольку Прокопию принадлежало пятьсот душ, дом он должен был выстроить двухэтажный, на английский манер, из бревен и штукатурки. То и дело строение подтапливало. Каждую весну Нева, поднимаясь, заливала подвал.

Два дома по соседству сгорели во время пожара; все в городе – купцы, дворяне, даже сам Петр – входили в пожарные отряды. В тушении одного из таких пожаров царь сам принимал участие, с топором в руках спасая близлежащие дома. Во время второго пожара царь был на войне, так что люди просто стояли и смотрели, как огонь перекинулся дальше. В результате сгорели еще три дома.

Марьюшка очень скучала по Русскому и своей деревушке Грязному.

Но увы, Грязное пришло в запустение.

Когда Бобровы лишились там всех своих крестьян, они хотели было переселять семьи из других поместий, чтобы возродить деревню.

«В конце концов, у нас много душ повсюду», – говорил Прокопий.

Тем не менее людей всегда не хватало. Виною тому были бесконечные войны, которые вел царь.

Было подсчитано, что за двадцать с лишним лет правления Петра было всего два по-настоящему мирных месяца. Война на севере тянулась бесконечно. Дворяне, купцы, крестьяне – вся громадная страна была обескровлена непомерной ценой, какую приходилось платить за нечастые победы. Так и выходило, что Бобровы год за годом распоряжались собрать людей, чтобы послать их в Грязное, а всех свободных мужиков тем временем уже забирали офицеры, набирающие рекрутов.

«Не можем же мы разрушить три других поместья, чтобы возродить одно», – бывало, говорил Прокопий.

Была и еще одна причина, почему Марьюшка никогда больше не бывала в Русском.

«Ее там могут узнать, – признался Прокопий жене. – И хотя все шашни моей матери с Даниилом окончены, нам это ни к чему».

Так что же ему с ней делать? Старый казак Андрей оставил немного денег. Девчонке следовало дать свободу. Он собирался выдать ее замуж за ремесленника или за кого-нибудь из ее сословия. Пока она жила в их доме, прислуживала жене Прокопия и казалась вполне довольной. Марьюшка полагала, что Прокопий по-своему любит ее.