Антония Байетт - Дева в саду [litres]

– Войдите, – крикнул Кроу.

Фредерику он не отпустил, а, наоборот, еще крепче прижал ей пах рукой, а вторую вынул из блузки, только чтобы положить поверх. Фредерика, как монструозная кукла, с вызовом уставилась на Александра.

– Вы сами пригласили меня выпить по стаканчику, – начал Александр. – Вы сами сказали, чтобы я обогнул террасу и шел прямиком в кабинет.

– Сказал. Но вы так не хотели расстаться с заляпанными тетрадками ваших мальчишек, что я оставил надежду. А Фредерика, как и я, была мучима жаждой. Мы немного пошалили тут до вашего прихода…

Он легко ссадил Фредерику, шлепнул ее по попе и налил Александру шерри. Фредерика, икнув, протянула свой стакан. Кроу налил и ей. Александр хмурился. Кроу сиял им обоим, круглый и благостный, и серебряный венчик его волос слегка колыхался на сквознячке, тянувшем в каминную трубу. Он подбросил щепок в огонь, и искры рванулись вверх, зеленые, серебряные, синие…

– «Комос», – сказала Фредерика.

– Какой же «Комос»? Это Кэмпион [217] Томас Кэмпион (1567–1620) – английский лирический поэт, драматург и композитор. , – машинально, по-учительски поправил Александр.

– Это «магическое кресло» виновато, – проказливо вставил Кроу, помавая графином.

– В «Комосе» кресло совершенно отвратительное, – сказала Фредерика.

– Совершенно, – согласился Кроу.

– Порнография, – с видом знатока припечатала порозовевшая Фредерика.

Александр холодно посмотрел на нее и сел в кресло. Он ждал, чтобы кто-то заговорил, но все молчали. Через какое-то время Фредерика объявила, что ей пора домой.

– Ни в коем случае! – воскликнул Кроу.

– Я тебя подвезу, – сказал Александр и подумал, что она абсолютно пьяна.

– Позвони маме, скажи, что будешь поздно, и расслабься, – настаивал Кроу.

– Не стоит. Я отвезу ее обратно домой. Мне тоже пора.

На это Кроу как-то неумеренно захохотал и спросил, способна ли Фредерика выбраться из кресла.

Втроем пересекли террасу и вошли в сумрачные аллеи с пахучими травами. Веяло розмарином и самшитом. На миг меж тисов промелькнул бурлящий под луной фонтан. Фредерику мутило от шерри, от возбуждения, от избытка красот и желания иметь такую же кучу денег.

– Прелестно провели вечер, – лепетал Кроу, устраивая ее в серебряной машинке Александра и закрывая дверцу. – Заглядывай еще.

– С удовольствием.

Александр сухо сказал спасибо и рывком тронулся с места.

– Чем вы там занимались?

– Да так, ничем.

– Твои знают, где ты?

– Навряд ли. А вам-то какая разница?

– Я друг вашей семьи.

– Ах, вы вот о чем… – Фредерика икнула. – Так вот, это моя жизнь, и не надо в нее вмешиваться. – Снова икнула и добавила: – Особенно – особенно! – учитывая, что я в вашу не лезу.

Она откинулась и прикрыла глаза.

– Это другое.

– Может быть. Но все равно я не лезу же…

– Нет. Насколько мне известно.

Фредерику покачивало на поворотах, и голова ее тихонько перекатывалась из стороны в сторону. Александра она раздражала. Он был потрясен, увидав ее на хлипких коленях у Кроу. Во-первых, он хотел с Кроу поговорить, а она мешала, во-вторых, ему стыдно было вообразить, чем они еще занимались, пока он пребывал в неведении. Вдобавок он сам себе показался ханжой, и еще что-то шевельнулось внутри, когда он увидел тенью обозначенную округлость, которую мяли пальцы Кроу.

– Фредерика.

– Мм?

– Ты еще очень молода…

– Знаю и потому дозреваю с максимальной скоростью. Если и дальше так пойдет, то скоро буду достойна рассмотрения.

– Будь осторожнее. Ты многим рискуешь.

– Чем? Чем это я таким рискую, от чего сама не хотела бы избавиться?

Она стала смеяться, перекатывая голову туда-сюда, и Александр почувствовал, что она его изрядно утомила.

– Ты еще и пьяна к тому же.

– Возможно. Не представляю, сколько я выпила. Кроу мастер по этой части.

– А ты противный ребенок.

– Я отнюдь не ребенок. – Попытка смущенной улыбки, обернувшаяся зазывным оскалом.

– Мой долг накачать тебя кофе, но ко мне мы, естественно, не пойдем.

– Да уж. Это было бы неосмотрительно. Кстати, кофе-бар еще открыт.

– Господи боже.

– Я не любительница кофе.

– Ничего, выпьешь.

Александр погрузился с ней в мигающие ультрамариновые глубины, и они пили обжигающую пену и кислый кофе.

– Кто вы? Старший брат или дух-хранитель?

– Что?

– Вы меня вытащили из кресла жестом брата и хранителя. Только я выпила кубок и слопала кучу арахиса. Не в моих правилах отказываться от того, чего второй раз могут и не предложить.

– Все это тебе не по возрасту. Ты еще не…

– Да неужели? А моя сестрица спит с толстым куратом. Можете представить?

Александр старался как мог, но все же не подавил в себе любопытства.

– Я бы не подумал…

– Вы-то конечно. А я знаю. Я вообще много всего знаю. Не хочу быть кисейной подружкой невесты и как нежная фея порхать. Я знаю немного, но мне известна александрийского тайна стиха.

Александр решил, что это глупый намек на его собственный роман, – и был не прав. Фредерике и в голову не приходило связать название стихотворного размера с именем возлюбленного. Она, наоборот, хотела перевести разговор из сексуальной области в интеллектуальную. Но Александр не вознаградил ее усилий, зато решил, что девицу нужно любой ценой волочь к дому. Резко и властно он выдернул из кресла хихикающую Фредерику и, подпирая в спину обеими руками, принялся взводить ее по винтовой лестнице. Фредерику шатало, и был миг, когда, подхватив ее, Александр почувствовал под пальцами ее грудь – событие, к ужасу его, отозвавшееся короткой вспышкой желания. Он запихал Фредерику в машину, довез до Учительской улочки и вытолкнул наружу. Фредерика, устояв кое-как в полускрюченном виде, так и застыла, идиотски напоминая ребенка, играющего в статую. Александр опустил стекло и прошипел:

– Ступай домой.

– Вы злюка.

– Я не злюка. Ступай немедленно.

В прихожей у Поттеров загорелся свет. Александр спешно отъехал, малодушно надеясь, что Фредерика его не выдаст или хотя бы не свалит на него то, в чем он неповинен. Надежды, впрочем, было мало. Как он успел заметить, сдержанность не входила в число ее добродетелей.